Джим Бэгготт - Тайная история атомной бомбы

14 июня в КАРФАГЕНЕ состоялась встреча с КВАНТОМ. КВАНТ заявил, что уверен в ценности предоставляемых материалов и ожидает адекватной компенсации за проделанную работу — в форме финансового вознаграждения.

Очевидно, что контакт с КВАНТОМ установили раньше. Он уже имел кодовое имя и мог получить аудиенцию у высокопоставленного советского дипломата — возможно, Андрея Громыко. Кто бы это ни был, он передал информацию о газовой диффузии, за которую получил 300 долларов. ФБР его так и не идентифицировало.

Жена Пайерлса Евгения была русской, в свое время состояла в коммунистической партии. Поэтому Пайерлс также был под подозрением. После ареста Фукса Пайерлс сделал из этого далеко идущие выводы: «Позже я узнал, что в ходе отслеживания утечек информации из Лос-Аламоса улики на определенном этапе свидетельствовали, что эту информацию сдает физик из британской группы, то есть под подозрением оказались Фукс и я. Следовательно, за мной тогда должны были активно следить, но я этого никогда не ощущал».

В начале 1950-х у Пайерлса все же возникли проблемы с благонадежностью. Когда в 1957 году его лишили допуска к секретной информации, он отказался от своего поста консультанта в научно-исследовательском центре по ядерной энергетике. Под каким бы подозрением он ни находился, это, однако, не помешало ему получить в 1968 году рыцарский титул.

В 1999 году, после обнародования дешифровок «Венона», Николас Фаррелл, сотрудник журнала Spectator , сослался на «источник в британской службе безопасности» и обвинил Пайерлса в том, что он был советским агентом, действовавшим под псевдонимом ФОГЕЛЬ/ПЕРС. Скорее всего, это обвинение довольно бездоказательно [209] В своем детальном исследовании расшифровок «Венона» Хейнс и Клер связывают ФОГЕЛЯ с ЛАГЕРЕМ-1 (Ок-Ридж) и пишут, в частности: «Все, что можно сказать [о ФОГЕЛЕ] с определенностью, — он имел доступ к секретной информации, связанной с атомным проектом; весьма вероятно, что он был инженером или ученым, но даже это остается загадкой» (см. Haynes John Earl and Klehr Harvey, Venona: Decoding Soviet Espionage in America, Yale University Press, 2000, p. 314). , но оно может свидетельствовать о том, насколько сильны были подозрения, из-за которых Пайерлсу отказали в благонадежности.

После того как Михаил Горбачев провозгласил политику гласности, а вместе с этим и закончилась холодная война, бывшие руководители советских разведгрупп смогли рассказать свои истории. Для тех, кто занимался атомным шпионажем, это была возможность добиться признания за тот вклад, который они внесли в советскую атомную программу. Однако книга Павла Судоплатова «Спецоперации», впервые опубликованная в 1994 году, значительно возмутила спокойствие. В ней описывались невероятные факты, свидетельствующие против ведущих физиков Манхэттенского проекта. Мы не будем их повторять, чтобы лишний раз не подчеркивать их значения; достаточно сказать, что многие эти факты впоследствии были опровергнуты российскими историками.

В 1956 году уроженец Берлина, писатель и журналист Роберт Юнгк опубликовал книгу «Ярче тысячи солнц», первую научно-популярную работу о развитии ядерного и термоядерного оружия. Эта книга писалась как «личная» история и была основана на интервью со многими физиками, которые непосредственно участвовали в событиях того времени.

Позиция Юнгка по германской ядерной программе вполне ясна. Основываясь на интервью, взятых, в частности, у Вайцзеккера и Гейзенберга, он показал сильный контраст между работой немецких физиков под властью нацистов и работой физиков из стана Союзников, которые трудились в относительном мире и спокойствии в Нью-Мексико:

Кажется парадоксальным, что немецкие физики-атомщики, живя в условиях свирепой диктатуры, старались не допустить создания атомного оружия, в то время как их коллеги в демократических странах, не подвергавшиеся никакому давлению сверху, за очень небольшими исключениями, на производстве этого оружия сосредоточили всю свою энергию.

Этими словами Юнгк словно вторит Вайцзеккеру, который, будучи интернирован в Фарм-Холле, пытался найти причину, почему немецким физикам не удалось сконструировать даже рабочий ядерный реактор. Вайцзеккер в своем Lesart породил идею, согласно которой немецкие физики могли бы создать атомную бомбу, если бы действительно этого хотели, но просто отказались из моральных соображений.

На момент выхода книги Юнгка, Гейзенберг также стал сторонником этого Lesart. Он опубликовал в научных изданиях ряд статей, в которых выстраивал схожую аргументацию.

Такой тезис резко контрастировал с мнением Гаудсмита, высказанным им в своих мемуарах, посвященных его участию в миссии «Алсос» во время войны. Эта книга вышла почти на 10 лет раньше, в 1947 году. В книге «Алсос» Гаудсмит доказывает, что неудача постигла немецких физиков в основном потому, что они были недостаточно компетентны, и потому, что «наука при фашизме находилась на уровне, несравнимом с уровнем науки в демократических странах, и, со всей вероятностью, не могла бы достичь такого уровня».

Историк Марк Уолкер назвал две эти противоположные интерпретации «апологетическим тезисом» и «полемическим тезисом». Апологетический тезис выразился в Lesart , оформленном в Фарм-Холле и прокомментированном в книге Юнгка, а также разработанном в недавно написанном сочинении журналиста Томаса Пауэрса «Война Гейзенберга». В этой книге подразумевается сознательный саботаж со стороны немецких физиков и содержится интерпретация, созвучная темам пьесы «Копенгаген», за которую Майкл Фрейн получил премию «Тони» [210] 2,0 Высшая театральная бродвейская награда. — Примеч. пер. . По мысли Уолкера, немецкие физики делали все от них зависевшее, чтобы не дать в руки Гитлеру абсолютное оружие. Это апологетический тезис, так как, согласно Уолкеру, он пишет об «оправдании за необходимость разрабатывать экономические и военные способы применения ядерного распада на пользу нацистского правительства в годы Второй мировой войны, другими словами, за аполитичное, безответственное и, как некоторые добавят — за аморальное бытие».

Бор, прочитав книгу Юнгка, написал, но так и не отправил письма, в которых припоминал, при каких обстоятельствах проходила их копенгагенская встреча с Гейзенбергом в 1941 году (об этом мы рассказывали в главе 4). С тех пор не прекращаются споры об этих переговорах, несмотря на то что уже в 1993 году были опубликованы фарм-холлские беседы, в 2001 году — письма Бора, а в 2003 году — переписка Гейзенберга с женой Элизабет. Вероятно, споры так и продолжатся, поскольку не найдена какая-либо иная убедительная историческая документация, которая позволила бы поставить точку в этом диспуте. Сомнительно, что такая документация вообще существует. Завершая эту историю, вновь предоставим слово Уолкеру: