Леонид Милов - История России XVIII-XIX веков

Интерьеры церковных храмов стали украшаться многоярусными деревянными иконостасами со сложнейшей декоративной резьбой, лучшими исполнителями которой были белорусские резчики по дереву. Одним из блестящих мастеров резьбы был и архитектор И. П. Зарудный.

Гражданская архитектура, наиболее ярко передающая новые тенденции в архитектуре, может быть представлена палатами дьяка А. Кириллова, что на Берсеневской набережной в Москве. Новшества имели и здания административно-хозяйственного назначения, имевшие и узорный декор, и объемно-силуэтную разработку (например, здание Арсенала начала XVIII в. в Кремле).

Принципиально новая архитектура создала основу новой столицы России Петербурга. Здесь с самого начала получил развитие северо-немецкий (голландский) вариант барокко со сдержанным суховатым декором, со стремлением к максимальной рациональности. Носителем этой тенденции был Д. Трези-ни, создавший постройки, удивительно гармонирующие со скудным и суровым пейзажем низовья Невы. В первую очередь это знаменитый собор Петра и Павла (1712–1732). Трезини принял активное участие и в планировке Петербурга, в частности его Васильевской части. Временный деревянный Петербург быстро сменился «мазанковым», а этот последний уступил место каменному городу регулярной планировки (для этого во всем государстве было запрещено каменное строительство: Россия была бедна строительным камнем). Облик города создавали общественные здания (Адмиралтейство, Кунсткамера, Гостиные дворы, Петровские коллегии 1723–1734 гг.). Их отличительные особенности: ордерная система, ритмичность повторяемости элементов декора, симметрия, регулярность плана зданий и композиционная компоновка группы зданий и т. п. Строгий, рационалистичный вариант голландско-германского барокко лишь с 30-х гг. начинает усложняться, обретать элементы пышного барокко. В облик Петербурга вложили труд такие архитекторы, как Ж. Б. Леблон, Ф. Б. Растрелли, А. Д. Захаров, И. К. Коробов и др.

Примерно с 1723 г. великий венценосный труженик России стал серьезно недомогать, хотя болезнь его тлела уже многие годы. У Петра I резко возрос острый интерес к минеральным водам и их источникам. Недомогание, видимо, усилилось к началу 1724 г. В феврале Петр I проводит с необыкновенным размахом и торжеством официальную коронацию своей супруги Екатерины Алексеевны, ибо безрадостная ситуация с наследниками трона заставляла его сделать хотя бы такой шаг. Однако судьба и здесь нанесла ему страшный удар. Подозрение в измене уже через полгода пало на императрицу: правитель ее канцелярии Виллим Монс был казнен якобы за материальные злоупотребления.

Несмотря на усиливающуюся болезнь, мужественный император не меняет своего образа жизни без крайней необходимости (минеральные воды в 1724 г. он посещает дважды, в феврале и июне, в августе он затворяется в домашних покоях на 4–5 дней, в сентябре это затворничество с приемом лекарств длится уже гораздо больше, недомогание преследует его в течение почти целого месяца). Царь вершит все дела, «для людей народа своего, не жалея здоровья», он не оставляет вниманием даже житейские праздники своего окружения (именины, свадьбы и прочее). Н. И. Павленко замечает, что ритм жизни царя наводит на мысль, что государь чуть ли не намеренно пренебрегает болезнью, идя навстречу смерти. Известно и суждение самого царя о своей судьбе последних месяцев жизни: «Болезнь упряма, знает то натура, что творит, но о пользе государства пе-щись надлежит неусыпно, доколе силы есть». В этой емкой по содержанию фразе отразилась вся суть характера и устремлений великого российского самодержца, любившего свое Отечество больше самого себя и отдавшего все свои незаурядные и могучие силы на «пользу Государства». В двадцатых числах января 1725 г. болезнь резко обострилась, у Петра I случилась «неотступная» задержка мочи («запор» от «урины», «водяной запор»). Это вызывало нечеловеческие муки. В минуту покоя царь с горькой иронией сказал окружающим, «что из меня де можно познать, сколь бедное животное есть человек смертный». В течение нескольких дней из покоев Петра I доносился непрерывный страдальческий крик, слышный далеко вокруг. Потом истерзанный болью и мучениями больной настолько ослабел, что не мог уже кричать и глухо стонал. 22 января он исповедался. 26 января Петр успевает помиловать всех каторжан, кроме убийц и злостных разбойников, 27 января — осужденных на смерть и каторгу по воинским артикулам. Под утро 28 января муки довели царя до смерти. Его сердце перестало биться рано утром, в пятнадцать минут шестого. Вскрытие, свидетельство о котором дошло до нас через третьи руки, показало «антонов огонь (т. е. очень острое воспаление. — Л. М.) в частях около пузыря», сопровождавшееся отвердением части тканей. Собрав все дошедшие до нас сведения о болезни, Н. И. Павленко организовал, привлекая современных специалистов, своеобразный ретро-консилиум. Итоги его неоднозначны, хотя и вполне определенны: великий государь страдал либо аденомой простаты, либо опухолью мочевого пузыря, либо мочекаменной болезнью. Эти факты свидетельствуют о ложности слухов, пущенных французским посланником при дворе Кампредоном, о том, что российский император якобы страдал какой-то венерической болезнью (у европейских государей это, кстати, встречалось).

Поздние домыслы коснулись и вопросов политических. Спустя 36 лет после кончины Петра появились «Записки» Г. Ф. Бассевича, где фигурирует эпизод с попыткой полуживого Петра Великого распорядиться о наследовании престола (знаменитые якобы написанные им слова «Отдайте все…»). Данная фальсификация была акцией, подкреплявшей легитимность Петра III. Позднее же появилась еще одна фальсификация — так называемое завещание Петра. Однако в реальности было одно: 53-летний Петр субъективно не был готов к смерти, ибо «надежда умирает последней».

С уходом из жизни Петра Великого окончилась, пожалуй, самая важная эпоха в развитии Российского государства. Петр Алексеевич совершил крутой переворот в политической культуре государства, ибо вместо священной особы самодержца всероссийского перед обществом явился «первый гражданин» этого общества, гражданин властный, но энергичный, тянущий в гору за десятерых, как точно сказал о нем И. Т. Посошков, в то время как под гору тянули миллионы. Поражающий воображение народа образ царя-труженика, бывшего и плотником, и кузнецом, в сочетании с яркими проявлениями фанатичного служения Отечеству имел в ту эпоху гигантское вдохновляющее воздействие, играл роль мощного импульса к активизации огромных масс людей.

Великий преобразователь сделал гигантский вклад в создание могучей России, обладающей сильной армией и флотом. В тщетных назиданиях сыну Алексею он подчеркивал, в частности, трагичность распада Византийской империи: «не от сего ли пропали, что оружие оставили, и единым миролюбием побеждены, и, желая жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в нескончаемую работу тиранам отдал». В конце своей деятельности он горделиво назвал Россию Империей, хотя эта историческая реальность не вполне соответствовала данному определению. Скорее, это был некий «симбиоз» империи и деспотии, социально-политический организм, где центральное звено конструкции (Великороссия) не имело практически никаких привилегий, а основной класс великороссийского общества — крестьянство — находилось в положении, гораздо более тяжелом, чем положение иных народов присоединенных к России территорий.