Юлиан Семенов - Кто дерзнет сказать, что солнце лживо

Это была сенсация, облетевшая весь западный мир. Однако, по моему глубокому убеждению, Эрдштейн либо задумал аферу "сенсацией", которая всегда хорошо оплачивается на Западе, либо он выполнял задание тех, кто охраняет Менгеле.

Спустя некоторое время после "сенсации" Эрдштейна президент Федеративной Республики Германии Хейнеманн выступил со специальным заявлением. Он заявил, что Парагвай отклонил его просьбу о выдаче Менгеле. Более того - Парагвай отказался посадить Менгеле на скамью подсудимых в Асунсьоне.

Президент ФРГ доктор Хейнеманн заявил, что несколько лет назад Менгеле получил парагвайское гражданство и в настоящее время находится в джунглях, на границе между Парагваем, Бразилией, Аргентиной, и переходит из страны в страну, опасаясь ареста. Лишь только после этого заявления президента парагвайское руководство дало ордер на арест Менгеле; вероятно, выдав ордер на арест нациста, диктатор Стресснер, друг Менгеле, посоветовал врачу-изуверу чаще менять места своего пребывания, а своей гвардии он приказал еще более надежно охранять этого гитлеровца.

(Совсем недавно было выяснено, что паспорт NoСИ 4039316 на имя Альфредо Мальено, аргентинца, на самом деле принадлежал Менгеле. Документально подтверждено и то, что Иозеф Менгеле "паспорт No3415754" уехал в Парагвай 2 октября 1958 года из Буэнос-Айреса, "временная виза действительна по 1 января 1959 года". Однако позже парагвайские власти выдали Менгеле вид на постоянное жительство.)

В Буэнос-Айрес мы прилетели под утро. Сверху город казался громадной огнедышащей жаровней. На пустынных проспектах, которые угадывались по громадным линиям голубых фонарей, нет-нет да проползали белые, осторожные светлячки автомобильных фар, которые ощупывали туманную дорогу...

В аэропорту было пусто, прохладно, сердито урчали кондиционеры. Мой спутник, который почему-то был убежден, что я швед и лечу из Стокгольма, пожелал мне приятного вояжа в Сантьяго.

- И не верьте вы писакам, - заключил он, - ради заработка они предадут еще до того, как прокричит петух. Гитлер допустил много ошибок, порой он был излишне жесток, но смешно отрицать тот факт, что он был личностью. А это так редкостно в наш век... Хрипловатый со сна голосок дикторши объявил: - Доктора Вилли Шауренбаха около второго подъезда дожидается Алоиз Менгеле. Повторяю: сеньор Шауренбах, около второго подъезда вас ждет сеньор Алоиз Менгеле.

Я увидел, как мой спутник подхватил синюю сумку "Люфтганза" и побежал ко второму подъезду. (Друзья потом рассказали мне, что доктор Алоиз Менгеле, коммерсант, брат Иозефа Менгеле, живет в Аргентине и открыто путешествует по Европе и Америке.)

...Из Буэнос-Айреса в Сантьяго два часа лету - сплошь над Андами. Вспомнил аргентинскую пословицу: "Прежде чем увидать Чили, туда надо добраться". Перевалив через снежные пики и синие ледники, мы приземлились в жарком декабрьском лете. Весна здесь уже кончилась, начинался декабрьский зной...

На громадном, выжженном солнцем поле аэродрома сухо пахло Кубанью: прекрасный, непередаваемый, полынный, горько-пряный, изумительно русский запах - в нем безбрежье и чистота. И огромное количество больших божьих коровок, и кузнечики - до щемящей боли в сердце - подмосковные... Было около шести утра. Солнце было и маленьким и злым - знойным.

Когда прилетаешь в Гагры в ноябре и залезаешь в море, то относишься к этому чуду с радостным изумлением: "Не может быть!" А здесь, за семнадцать тысяч километров от Москвы (Сантьяго - самая удаленная от нас столица), к зною в декабре относишься как к должному. Вспомнил отчего-то Щедрина: "Хорошо иностранцу - он и у себя дома тоже иностранец".)

Злой таксист, похожий на нашего привокзального калымщика, привез меня в посольство. Дорога шла мимо глиняных заборов (чем-то похоже на дувалы в Самарканде), расписанных левыми, сильными, выразительными рисунками и лозунгами: "Да здравствует революция", "Да здравствует коммунизм!", "Да здравствует Альенде!"

Дежурные в посольстве, подозрительно осмотрев меня, тщательно проверили документы (борода!). А потом, признав, сразу же отвели в умывальню, постелили простынку на диване в библиотеке; я лег, хрустко распрямился, думал уснуть, но уснуть не мог - началась моя чилийская жизнь.

* * *

Сантьяго разделен на несколько районов, поразительно отличных друг от друга. Барри Альто - разноцветные особнячки, бассейны, декоративная зелень, "мерседесы" с молчаливыми шоферами в синих униформах, гольф-клубы - тишина, благость, затаенность... Центр - пересечение улиц Уэрфанос, Театинос, Пласа-ла-Монеда. Здесь громадины банков, типично английская архитектура конца XIX века. Рабочие районы, где сейчас идет огромное строительство: маленькие одноэтажные домики, пеналы-квартиры. И трущобы. Трущобы - это и "бидонвили" домишки из цинка, и хижины из тростника, и фанерные сарайчики. Переезжая из одного района столицы в другой, никак не можешь согласиться с мыслью, что все это соседствует в одном городе.

Тишине и сдержанности Барри Альто противостоит истинно "гишпанский" шум центра. В кафе "Гаити" - самое популярное место города - собираются пикейные жилеты; здесь за чашечкой душистого, без сахара, густого кофе они "свергают" и "организуют" новые кабинеты, повышают и понижают акции на бирже - все это, естественно, в мечтах; говорят о том, какому министру они положили бы в рот палец, а какому не положили бы; пикейные жилеты - не символ; здесь действительно собираются старики в пикейных жилетах и в шляпах канотье - злые, беззубые мумии...

...Когда я взобрался на гору Сан-Кристобаль, и посмотрел на Сантьяго сверху, с птичьего полета, и увидел пересохшую реку Мопочу, особнячки Барри Альто, громадину центральной магистрали Апокуинду, далекие районы трущоб, махину "даунтауна" - центра Сантьяго, то лишний раз подивился тому, как этот город странно, трагически странно, спланирован.

(Занятное ощущение: когда смотришь сверху, то кажется, что находишься в кратере вулкана. Впрочем, ученые, с которыми я потом встречался, считают, что так и есть на самом деле, что это не ощущение, а сущая правда: Сантьяго центр кратера вулкана.)

Сегодня обзванивал всех тех, к кому у меня есть рекомендательные письма; решал вопрос с жильем. Директор одной из столичных радиостанций, которому я передал записку от московских друзей, сразу позвонил президенту Союза писателей Луису Мерино Рейесу. Прогрохотав своим низким, раскатистым басом в трубку слова обязательных приветствий, Луис Мерино сказал:

- Зачем Хулиану жить в гостинице?! Мы предлагаем ему комнату в нашем доме, в "Каса-де-лос-Эскриторес"! Это в центре, неподалеку от площади Италии, улица Альмиранте Симпсон, семь, пусть он приезжает, смотритель будет предупрежден, внизу наш маленький ресторанчик, где Хулиан может обедать, телефон есть, никто ему не будет мешать!