Юлиан Семенов - Майор Вихрь

- Тоже в комбинезоне, - ответила Аня. - По паролю узнаешь.

- Ты что, не веришь мне?

- Почему? - удивилась Аня. - Как же я могу тебе не верить?

- Я тут один - три месяца! Сколотил группу! Передаю сведения, вам базу приготовил! Не сплю, не жру! Эх, чего там!

- Не сердись, Андрюша, ну что ты... Если ты волнуешься, не ходи на явку. Теперь могу пойти я. Я-то ведь знаю их в лицо...

- Ладно, там решим... Извини, что сорвался: нервы на пределе. Но за картой пошли сейчас.

- А почему сейчас? Вечером надежней. Давай вечером, а?

Вечером у Мухи была назначена встреча с Бергом. Поэтому он сказал:

- Нет, Анечка, вечером мы не пойдем: патрулей до черта, напоремся еще, не ровен час.

А карту он обязан был показать полковнику Бергу - тот велел. И еще он хотел показать карту гестаповцам: после очной ставки с разведчиком он чувствовал себя оплеванным - ему явно не верили. Покажет карту - поверят.

- Ну, хорошо, - сказала Аня, - если ты считаешь, что надо идти сейчас, пошли, я готова.

- Погоди, - сказал Муха, - я тебе приготовил поесть.

- Спасибо, - улыбнулась Аня, - а то я голодная как волк.

Муха вышел в сени и вернулся с тарелкой, в которой лежала вареная картошка, желтая крупная соль и молодой, видно прямо с грядки, зеленый лук.

- Ой, спасибо, - сказала Аня, - красота какая!

- Погоди, - сказал Муха, - я тебе еще кринку простокваши приготовил.

- Спасибо, Андрюша, только я ее не ем.

- Это почему? Самое вкусное, что есть, - простокваша.

- Не могу. Меня в детстве мать напугала. Сказала, что в нее лягушек кладут - для холода. С тех пор не могу, лучше голодной ходить.

- Вот женщины! - сказал Муха. - А еще туда же - воевать... Ну, лопай как следует. А завтра я молочка тебе раздобуду. У них тут молочко жирное, хорошее молочко...

Через десять минут они вышли из дому.

- Слушай, Ань, - спросил Муха, - а какое у нас задание теперь будет, не знаешь?

- Знаю, - ответила Аня, - задание специальное, особой важности, детали тебе Вихрь объяснит. Только не сердись, ладно? Я ж тебя не спрашиваю о твоих связях и явках. Придет Вихрь - с ним разберетесь.

- Да я и не сержусь, что ты... Он длинный такой, Вихрь, да? Глаза голубые-голубые?

Аня оглянулась. По дороге следом за ними ехала девочка на велосипеде. Больше никого не было. Аня оглянулась еще раз: велосипед показался ей знакомым - точно такой же, как у мальчишки, что приехал за парнем в крагах.

- Тут велосипедов много? - спросила Аня.

- В каждом доме. А что?

- Ничего. Интересуюсь.

И они свернули в лес.

СТАРЫЙ РЫНОК

"Липа, - подумал Вихрь, - это липа, они меня берут на пушку. Это их человек. Они хотят меня пощупать еще раз: стану кричать "Беги!" или подойду к нему? Дурачки! Они же мне так помогают. Сами себя убеждают в моей им преданности. Стоп! А что, если это случайное совпадение? Погубят парня, зря погубят. Вряд ли... Это не случайность. Это не может быть случайностью - слишком точно все сыграно".

Он медленно шел следом за парнем, который ходил мимо остальных торговцев - пять шагов вперед, пять назад.

- У вас нет хорошего корма для индеек? - склонившись к человеку в вельветовой куртке, спросил Вихрь.

Тот быстро обернулся, мгновение разглядывая Вихря и слепца, стоявшего за спиной, а потом ответил, словно выдавливая из себя слова:

- Теперь корма для индеек крайне дороги... Видимо, вы имеет в виду индюшат...

И первым протянул руку Вихрю. Вихрь пожал протянутую ему руку.

"Это уже становится глупо. Видимо, он поведет меня на их явку, - думал Вихрь. - Бежать с дороги? Нельзя. Если будет облава на рынке, у меня девяносто шансов из ста. Бежать сейчас - один из ста. А если других больше не представится? Если облавы не будет? Если... Тысяча если... Тысяча проклятых если..."

Все это пронеслось у него в голове, когда он, обернувшись, сказал слепцу:

- Знакомься, это наш друг.

А после они шли по улице Святого Анджея, повернули к университету, вышли на сквер Плянты - кольцо тополей, издревле окружающее старый город, - и двинулись вдоль трамвайных путей - к реке.

Народу было немного. На скамейках сидели женщины с детьми. Лица у детей были землистые, кожа возле висков морщинистая, старческая. Дети войны. Они не бегали наперегонки, не кричали, играя, не рылись с лопатками на газонах. Они сидели возле женщин тихо - ручки сложены на коленях, колени громадные, раздутые. а ножки тоненькие, как спички.

"Здесь все простреливается. Они меня возьмут здесь, - думал Вихрь, нет смысла. Зря погибнуть - всегда легче легкого".

- Спотыкайся немножко, - шепнул он слепцу, когда парень в вельветке отвернулся.

Слепой кивнул, но продолжал идти, как зрячий - по-солдатски выбрасывая ноги, ступая уверенно, будто на параде.

Возле высокого дома, соседнего с гостиницей "Варшавской", вельветовый парень остановился, посмотрел на белую табличку, где были обозначены номера квартир, чуть заметно кивнул головой и отворил дверь. Вихрь и слепой вошли в подъезд следом.

"А если ринуться назад! - подумал Вихрь. - Нет. Там их люди. Наверняка там хвост. Все проиграю. Нельзя".

Около пятой квартиры на третьем этаже они остановились. Вельветовый парень долго прислушивался, потом замер, приложившись ухом к замочной скважине, и ловко, одним поворотом, отпер дверь.

В большой комнате, почти совершенно пустой - маленький стол и два кресла, в углу широкая смятая тахта, - возле громадного, чуть не во всю стену, итальянского окна стоял шеф отдела 111-А. Он улыбался.

- Простите меня, но в нашей работе приходится порой разыгрывать спектакли.

Вихрь был готов к этому; он сыграл такое изумление, что гестаповцы сначала шеф, потом слепец, прятавший очки в футляр, а потом вельветовый парень - громко расхохотались.

ВКУС ШНАПСА

Шульц оказался однофамильцем. Коля понял это, как только ввели Богданова. Степан разыграл все правильно - как они репетировали в бараке. Коля подстриг его артистически. Он яростно щелкал ножницами вокруг головы Богданова, все время повторяя дурацкие вопросы:

- Не беспокоит? Не тревожит? Не беспокоит?

Вечером им выдали по пятьсот марок: каждому уходившему вместе с немецкими войсками от красных выдавалась компенсация перед окончательным трудоустройством.

Коля получил направление на работу в офицерскую парикмахерскую, а Степана направили в автомастерскую танковой части, дислоцировавшейся в семи километрах от Кракова.

Получив деньги, Коля с Богдановым зашли в солдатский распределитель. Там по записке старичка офицера им продали банку свиных консервов, булку, сто граммов маргарина и бутылку шнапса. Они завернули все это в газету и пошли в лесок. Там разложили костер и начали пировать. Степан после первого же стаканчика опьянел и стал плакать. Он плакал, всхлипывая, слезы катились по его желтым щекам, он не вытирал их, и они заливались к нему в рот, и только тогда он вытирал губы ладонью и виновато улыбался.