Юлиан Семенов - Португалия, Апрель - июль 1976

Проводили Куньяла аплодисментами. Я заметил: аплодировали, практически, все. Американцы и западные немцы, зажатые между другими журналистами, выглядели бы как белые вороны - не аплодируй они. Аплодировали.

(Долговязый парнишка-англичанин - фоторепортер забрался на сцену и снимал Куньяла все время встречи.

Снимал только с двух точек: снизу, вытянув камеру чуть не к лицу Куньяла, или же с затылка, едва не касаясь объективом высокой, пышной седины коммунистического лидера. Этот же парень фотографировал Са Карнейру в профиль - у того острый профиль, птичий. Маленького роста - Са Карнейру даже сидя старается казаться выше, чем он есть, и поэтому тянет шею - он выгоден для фоторепортера, его можно обыгрывать. Англичанин чуть не упирался своим аппаратом в щеку секретаря "народных демократов". Я подумал: профессионален ли этот англичанин - с огромными, чистыми, голубыми, почти недвижными глазами? Ведь он о с у щ е с т в л я е т заранее задуманную им идею - это совершенно очевидно. Пресса-то должна информировать - разве нет? Ловить - это не информация. Подверстывать человека под свою задумку? Слишком Алваро Куньял личностей, чтобы его можно было п о д в е р с т а т ь под идею курчавого, голубоглазого мальчика.)

Встреча с товарищем Куньялом у меня будет на другой день после выборов сейчас это неудобно по той причине, что предвыборная кампания уже кончена, это будет нарушением н о р м.

Подошел знакомый журналист из Парижа. Спросил:

- Сколько ставите на коммунистов?

- От тринадцати до восемнадцати процентов. А вы?

- Восемь, от силы десять. Они не соберут больше, чем собрали в учредительное собрание. Что хмыкаете? Не согласны?

- Не согласен.

- Пари? Бутылка шампанского, - он усмехнулся. - Настоящего шампанского.

- Принято. Я отвечаю "Советским игристым" - оно не хуже шампанского.

Поняли друг друга, посмеялись, ударили по рукам.

Ночью был на митинге коммунистов.

Митинг состоялся на стадионе "Первого мая". Начался в десять тридцать вечера. (Здесь первомайская демонстрация начинается в три часа пополудни утро воскресного, праздничного дня принадлежит дому - это традиция.) В полночь выступал Куньял. Десятки тысяч людей устроили ему овацию.

Деталь: У входа на стадион четыре паренька; в руках у них натянутое красное полотнище. Все входящие бросают в эту открытую "копилку" партии монеты. Все, как один, без исключения.

...В субботу, последний день перед выборами, в Сетубале - столице "рабочего пояса" страны - в здании горкома компартии я встретил маленькую, громадноглазую, красивую, с ранней сединой, очень спокойную (это разительно контрастировало с обстановкой, окружавшей нас) Софию Ферейра.

У Софии тихий голос, она знает два русских слова ("здравствуй" и "товарич"), ее речь лишена обычной - для большинства португальцев аффектации.

- В прошлом году мы получили семь депутатских мест, столько же, сколько и социалисты. В этом году думаем выиграть больше. Вот, познакомьтесь, это один из наших товарищей, которого мы выдвинули в Ассамблею.

Громадный, бородатый сварщик верфи Антонио Жузаро - молод, ему нет тридцати.

- Как настроение, Антонио?

- Прекрасное. Когда рядом София Ферейра - прекрасное вдвойне!

Десятки людей то и дело спрашивают:

- Где камарада Ферейра?

- Когда приедет Ферейра?

- Какие указания поступили от Ферейра? София всем нужна, она всем умеет мягко улыбнуться, спокойно объяснить, успокоить, ободрить.

...Через час, когда я вернулся из Сетубала в Лиссабон, первое, что услышал в коридорах столичного горкома, было:

- Где Ферейра?

- Она в Сетубале, - сказал я товарищу, который искал ее. - Она еще не вернулась.

- У нас три Ферейры, три сестры, - горделиво ответил товарищ. - В Лиссабоне ищут не Софию, а Жоржетту.

Судьбы сестер - Софии, Жоржетты и Мерседес - похожи: это судьбы борцов за революцию.

Молодая писательница Роза Нери Нобре ди Мелу ничего не выдумывала, когда создавала свою книгу: "Женщины португальского сопротивления". Ее книга - сплав документа и рассказа о тех, о ком был составлен "документ" ПИДЕ.

- Мне будет очень радостно, - сказала Роза Нери, - если советские люди узнают правду о том, как сражались наши старшие сестры; их вклад в антифашистскую борьбу - огромен.

(Юрий Бегишев - пресс-атташе нашего посольства и я сделали перевод одной из глав.)

ПИДЕ. Дело No11444/49-167/954. Следствие.

"Жоржетта де Оливейра Ферейра.

Семейное положение - незамужняя.

Профессия - ткачиха.

Место рождения - Вилла Франка да Шира.

Дата рождения - 27/4/1924.

Место жительства - Сетубал".

- Это ваша тюремная фотография, Жоржетта?

- Да. Не похожа? Оттого, что слишком молода. Я пришла в компартию совсем юной. Родилась в деревне. Жить нашей большой семье было трудно, и с восьми лет я воспитывалась в семье крестных родителей - Жоакин душ Рейш, крестный, стал моим первым наставником в антифашистской борьбе. На ткацкой фабрике я установила связь с коммунистической молодежью и в сорок втором году вступила в партию. В сорок четвертом принимала участие в забастовке ткачих. Мы добились успеха, но я, как организатор, была уволена. От политической борьбы я не отошла. Как раз в это время стала ощущаться нехватка продовольствия: война уже пятый год полыхала в Европе. Я организовала забастовку рабочих против голода. Фашистское правительство в ответ на это загнало ткачей на арену для быков (у Пиночета был предшественник не только в Испании, но и в Португалии: латинско-говорящий фашизм работает по испытанным и опробованным образцам! Казнить людей солнцем!) Компартия немедленно организовала гигантское движение солидарности с заключенными. Через несколько часов у ворот импровизированной тюрьмы выросла гора одежды, обуви, кульков с хлебом. Мы проводили настойчивую кампанию протеста по всей стране, и наши товарищи были через шесть месяцев освобождены из тюрем, по которым их "рассовали" фашисты. В 1945 году, после того как мы провели по всей стране манифестации в честь победы над гитлеризмом, я перешла на нелегальное положение: надо было укреплять оргработу в партии.

ПИДЕ: "Арестована 17/12/1949 года в г.Пламела. Помещена в отделение заключенных тюрьмы Кашиас. Представлена в уголовный суд Лиссабонского округа 10/4/1950".

- Это было рано утром. Агенты ПИДЕ рвались в нашу конспиративную квартиру. Я даже не успела одеться - жгла документы. Меня увезли без платья, я успела только накинуть пальто. В камере - без света, свиданий, с отвратительной едой (ломоть хлеба и вонючая бурда) - у меня открылась язва, началось кровотечение. Я знала "азбуку тюремного перестукивания". Длинная цепь перестукивания с товарищами по заключению привела меня к доктору Сакраменто Монтейро, который сидел в одиночке, на первом этаже. Он "простучал" мне, что нужна немедленная консультация квалифицированного доктора, а пока что - лед на брюшную полость.