Юлиан Семенов - Процесс-38

И, засмеявшись, чуть пританцовывая, Иевлев идет на место.

У л ь р и х. Подсудимые, вами получены обвинительные заключения? Бухарин, Рыков, Крестинский, Раковский, Ягода, Гринько отказались от защитников... Может быть, вы изменили свое решение? (Оглядывает скамью подсудимых.) Нет? Хочу разъяснить, что каждый из вас имеет право на защитительные речи - вне зависимости от последнего слова... Суд разъясняет, что вы имеете право задавать друг другу вопросы по ходу разбирательства и давать свои разъяснения... Понятно? (Снова оглядывает подсудимых, кивает, захлопывает папку.)

На авансцену выходит прокурор.

П р о к у р о р. Я, Вышинский Андрей Януарьевич, начал борьбу с ленинизмом еще в девятьсот седьмом, когда сидел в одной камере бакинской тюрьмы со Сталиным. Мы тогда подружились - он помог спасти моего брата, анархиста, от петли, хотя я был меньшевиком, а он причислял себя к фракции большинства. Он и тогда был особым человеком, истинным паханом, лишенным интеллигентских штучек Красина, Каменева, Таратуты и прочих ленинских вайнштейнов... Он спас меня и в двадцать третьем, во время партийной чистки: какая-то сволочь докопалась до моего приказа на арест немецкого шпиона Ленина... Я действительно отдал такой приказ, когда был одним из московских прокуроров, - в июле семнадцатого. Мы тогда смогли арестовать и бросить в тюрьму Троцкого, Каменева и Луначарского... К сожалению, Бухарин был неуловим... Однажды я приехал в Питер и встретил на Невском Сталина, это был август семнадцатого... К нему у нас, у Временного правительства, претензий не было, его не только не арестовали, за ним даже не следили, он жил по своему паспорту... Мы выпили кофе "У Дюшеса", он еще посмеялся: "Андрюша, хорошо, что помнишь старую дружбу, в случае чего обращусь за помощью..." Кстати, ему это не требовалось - осторожен: за восстание не голосовал, в ночь переворота в Смольном не был, отсиживался в безопасном месте... Умница, в случае нашей победы ему бы виселица - как Ленину, Троцкому и Бухарину с Крестинским - не грозила бы... Я считал, считаю и буду считать, что ленинизм - худшее из зол, какое только может быть. Это обман нации, сладостная, расслабляющая иллюзия. Для России, для ее народа, тысячелетиями оторванного от Европы, народа горизонтального, рабски-покорного, всяческая демократия, любая активность - без приказа Абсолюта противопоказана, ибо ведет к слепому бунту. Гениальность Сталина заключается в том, что он взял этот народ в ежовые рукавицы, стал их богом и цезарем! Со временем он накормит их, даст им комнаты и оденет в драповые пальто. Со временем. Сейчас, однако, мы должны быть военным лагерем, который сметет надменную Европу и заставит ее работать на нас. Из прокурора темной России я сделаюсь прокурором Европы. Я понимаю, зачем Сталин спас меня тогда, в двадцать третьем, когда он только начинал свое восхождение на русский трон. Я был нужен ему для того, чтобы уничтожить ленинизм как идейное течение революционной мысли! Я, именно я, Андрей Вышинский, доказал человечеству, что все члены ленинского Политбюро на самом деле были немецкими агентами. Все, кроме Сталина! Начиная процесс против Каменева и Зиновьева, я понимал, что на кон поставлена моя голова: если бы хоть один из них отказался признать себя виновным, Сталин был бы вынужден посадить на скамью подсудимых меня "меньшевистский заговор против ленинской гвардии". Но Ягода сработал сценарий показаний чисто, поэтому сегодня я должен расстрелять моего друга Ягоду свидетель должен быть убран... Ежов с ним поработал в камере - признается во всем... Пусть попробует не признаться: его тринадцатилетнего ублюдка станут пытать у него на глазах... Да и потом - ленинисты идейны: "раз наша гибель угодна партии - возьмите наши жизни"... Впрочем, не столько ленинисты, сколько русские - примат массы, верность общему, полнейшее пренебрежение к Личности... Мне уже немало лет... Я жил в стране, где нельзя оставить по себе память, царствует вздорная идея коммуны, всеобщее равенство... Но я оставлю по себе память! Я войду в бессмертие - пусть Нероном, и то лучше, чем гамлетовский череп... "Проксимус сум эгомет михи!" - Я себе самый близкий!

Б а т н е р. Обвинительное заключение по делу Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского, Раковского, Розенгольца, Иванова, Чернова, Гринько, Зеленского, Бессонова, Икрамова, Ходжаева, Шаранговича, Зубарева, Буланова, Левина, Плетнева, Казакова, Максимова-Диковского и Крючкова, обвиняемых в том, что они по заданию разведок враждебных Советскому Союзу государств составили правотроцкистский блок, поставивший своей целью шпионаж, вредительство, диверсии, террор, свержение соцобщества и восстановление власти буржуазии... Это прежде всего относится к врагу народа Троцкому. Его связь с Гестапо была исчерпывающе доказана...

В ы ш и н с к и й. Я протестую! Почему в тексте обвинительного заключения слово "гестапо" - это кошмарное учреждение гитлеровцев, где пытают нас, ленинцев, - написано с большой буквы?!

У л ь р и х. Протест не принимается! Правка внесена лично товарищем Сталиным! Иосиф Виссарионович написал "гестапо" с большой буквы. Прошу прокурора не мешать чтению обвинительного заключения! Это не дает подсудимым товарищам сосредоточиться!

В ы ш и н с к и й (выходит из-за стола). Я постоянно окружен провокацией... Кожей, спиною, каждой своей клеточкой я ощущаю злобную ненависть всех тех, кто подобострастно кланяется мне в коридорах... Ягода выделил мне пять охранников, когда я готовил расстрел Каменева, Зиновьева, Пятакова, Серебрякова... Потом этих охранников расстрелял Ежов и выделил мне шесть новых костоломов, которые следят за каждым моим шагом, пишут доносы, просматривают записи, роются в портфеле... Когда я пришел к Ежову - туда вызвали Бухарина подписывать двести шестую статью - и спросил Николая Ивановича, признается ли он в своей шпионской деятельности, тот удивленно посмотрел на Ежова: "Коля, как вам не стыдно?! Уберите этого мерзавца! Мы написали сценарий показательного суда не затем, чтобы разыгрывать в кабинете Феликса Дзержинского дешевую комедию". И Ежов вытолкал меня из кабинета! Как шлюху, после того как ей попользовались сладострастные маньяки... Ах, Коля, Коля, поглядим, чья возьмет, ты ж большевик, Коля Ежов, ты ж идейный, ты водку пьешь с утра от страха, а я веду борьбу со всеми вами и не имею права на проигрыш! Я хочу жить на Николиной горе, в уютной дачке Серебрякова, которую я взял себе, когда этого лениниста бросили в подвал и начали ломать ему кости... Я хочу гулять вечерами по тихой дороге, слушать стон сосен, внимать страстному крику безумных вальдшнепов, читать Цицерона на веранде, наслаждаясь тишиною, одиночеством и сопричастностью с вечностью...