Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

– Знаешь, я кое-что понял. Там, в Ренне, – сказал Бельи. – Помнишь, Дженни говорила, что дорога наверх к деревне насквозь пропитана волшебством? И пока она говорила, я вдруг подумал, какой же я безнадежно нормальный человек. Да, я гонялся за солнечными затмениями на велосипеде, я таскаюсь с сумкой, набитой свежевыглаженными банкнотами на общую сумму двадцать тысяч фунтов, у меня в жизни было немало безумств, секс, наркотики, рок-н-ролл – рок-н-ролл и наркотики, по большей части за компанию с тобой, – и тем не менее я безнадежно нормальный. Нормальный – в самом обыденном, скучном смысле. А все, с кем я познакомился в Ренн-ле-Шато, они ненормальные. Тоже в самом обыденном, скучном смысле. И вот я подумал… Может быть, в этом-то и заключается главное отличие между людьми? Может быть, каждому приходится сделать выбор, каким ему быть: обыденно нормальным или обыденно ненормальным? А ты бы что выбрал?

Как и положено людям, посвятившим немалую часть своей жизни истории о сокровищах, у Джона и Джой Миллер была золотая машина. Золотой «рено клио». В смысле, покрашенный в золотой цвет. Так и хочется добавить, что у них на капоте стояла серебряная, поразительной красоты статуэтка демона или что решетку радиатора украшал герб с изображением креста тамплиеров, – но не буду выдумывать.

– Папа уехал на пару дней, – сказал Скэбис, когда мы подошли к золотому «рено», припаркованному на подъездной дорожке у дома. – Мама подбросила его в аэропорт по дороге сюда. Ему надо в Швейцарию. В Женеву. По делам. Что-то связанное с оружием.

– Продает? Покупает? – спросил я в шутку.

– Кажется, покупает, – ответил Скэбис без тени улыбки.

Это было где-то через неделю после его дня рождения, и мы с ним собирались в Оксфорд на конференцию какого-то объединения, называвшего себя Группой по исследованию Ренн-ле-Шато. Джой Миллер сказала, что, поскольку она тоже едет на конференцию, мы можем поехать все вместе. Она нас отвезет. Мне совсем не хотелось сидеть в помещении и слушать пространные лекции в такой замечательный солнечный день, но я обещал Скэбису, что составлю ему компанию – в качестве компенсации за отказ ехать во Францию в рамках совместного выезда Общества Соньера. Больше того, чтобы доставить ему удовольствие, я старательно изобразил пылкое нетерпение и буквально запрыгнул на заднее сиденье «рено». На полу под водительским сиденьем валялся журнал. Я поднял его. Это был «Оружейный магазин».

– Значит, ты не шутил про оружие? – спросил я у Скэбиса, который ждал Джой снаружи.

– Какие тут шутки?! Папа давно занимается стрельбой. Из пистолета. Я поэтому его и боюсь. Он вообще классно стреляет. Даже участвовал в Олимпиаде. За команду Литвы.

– Литвы?!

– Ну да. Мой дед был из Литвы. Эмигрировал в Шотландию в начале двадцатого века. Сменил фамилию на Миллер. А какая была, я не помню. Что-то непроизносимое.

Дорога до Оксфорда заняла меньше часа, зато потом мы минут сорок искали место, где поставить машину у Молельного дома квакеров, где Группа по исследованию Ренн-ле-Шато сняла зал для своей конференции. Я ждал чего-то похожего на конференцию Общества Соньера в лондонском Конуэй-Холле, но здесь все было гораздо «интимнее». Кроме нас, было всего шесть человек. Все – мужчины. Четверо – с бородой.

Джой знала всех и представила нас со Скэбисом уважаемому собранию. Один из бородачей оказался Гаем Паттоном, автором «Золотой паутины», одной из самых увлекательных книг о Ренн-ле-Шато из тех, что мне довелось прочитать. Он был в устрашающе коротких шортах, в устрашающе облегающих коротких шортах, и поэтому напоминал футболиста 1970-х годов. Как мне показалось, Джой особенно обрадовалась встрече с Бобом – пожилым джентльменом с полным отсутствием волосяного покрова на голове и лице. Они с Бобом тут же принялись шутить и смеяться.

– Я ведь тебе говорила, поезжай лучше с Обществом Соньера, – сказала Джой и пояснила для нас со Скэбисом: – В последний раз, когда Боб был в Ренн-ле-Шато, он поехал туда с другой группой. И потерял по дороге бумажник. Деньги, кредитные карточки – все. Хотя, с другой стороны… – она опять повернулась к Бобу, – когда ты в последний раз ездил с нами, ты в той поездке лишился зубов.

На самом деле я собирался забиться куда-нибудь в уголок и предаться мечтаниям. Может быть, даже вздремнуть. Но теперь мне пришлось отказаться от этого замысла – слишком мало собралось народу. Гай Паттон, председатель собрания, уселся за стол, заваленный книгами и папками, а все остальные расселись напротив более или менее правильным полукругом. Гай объявил первую тему для обсуждения: значение надписи «Et In Arcadia Ego» на надгробии, изображенном Никола Пуссеном на картине «Аркадские пастухи». Через час, когда я уже пребывал в кризисном состоянии, могущем разрешиться только самоубийством или же умерщвлением всех ближних в радиусе трех километров, участники прений пришли к соглашению, что эта тема не настолько важна, чтобы ее обсуждать. После чего обсуждение продолжалось еще минут десять – видимо, чтобы присутствующие окончательно удостоверились, что тема и вправду того не стоит.

– Надо съездить самим посмотреть на картину, – шепнул мне Скэбис. – Она в Лувре. В Париже. Давай в ближайшее время и съездим. На пару дней.

– М-м-м-м-м-м, – промычал я как можно более неопределенно.

Следующим пунктом программы была объявлена Сионская община – тема, значительно более увлекательная, чем лингвистические построения на основе латыни. Я с большим интересом прослушал доклад о Пьере Плантаре, или Пьере Плантаре де Сен-Клере, как его иногда называют, и о его участии в деятельности Сионской общины. Некоторые исследователи считают, что Плантар, утверждавший, что его дедушка дружил с Беранже Соньером и Анри Буде, был избран великим магистром Сионской общины в середине 1960-х годов. Существуют и альтернативные мнения: Плантара избрали великим магистром в начале 1980-х или не избирали вообще никогда, но зато в 1950-х он получил назначение на должность генерального секретаря, что, конечно, совсем не звучит по сравнению с «великим магистром» и вызывает в воображении образ маленького неприметного человечка в строгом костюме, и уж никак не величественного владыки в развевающемся алом плаще. Но как бы там ни было, личность Плантара для всех остается загадкой.

Почти все сведения об истории Сионской общины почерпнуты из «Секретных досье», собрания документов, отпечатанных для «внутреннего пользования» и подброшенных неизвестным лицом в Национальную библиотеку в Париже в период между 1961 и 1967 годами. Согласно этим документам, Сионскую общину учредили в аббатстве, основанном Годфруа Бульонским на горе Сион в Иерусалиме в конце одиннадцатого века, и изначально она была тесным образом связана с орденом тамплиеров. Там также приводится список великих магистров, или «навигаторов» Сионской общины: двадцать шесть имен, расположенных в хронологическом порядке от 1188-го до 1918 года, в числе которых присутствуют Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Виктор Гюго, Клод Дебюсси и Жан Кокто. В «Секретных досье» прямо заявлена цель Сионской общины: оберегать род Меровингов, наследников крови королей-чудотворцев, – и среди документов, входящих в досье, представлено обширное генеалогическое древо меровингского рода, на котором отмечен и Годфруа Бульонский, и Пьер Плантар.