Михаил Бакунин - Собрание сочинений и писем (1828-1876)

Я читал и перечитывал те несколько слов, которые велел мне передать отец, и я глубокими чертами запечатлел их в своем сердце. Да сохранит нам его господь надолго! Я не могу и не должен надеяться снова свидеться с ним когда-нибудь, но знать, что он живет среди вас, это - такое счастье, за которое я готов отдать свою жизнь. Что касается Вас, дорогая матушка, спасибо, спасибо Вам за то, что Вы хотели приехать; я был глубоко неправ по отношению к Вам и живо чувствую, сколько великодушия и любви содержится в Вашем прощении. Я чувствую себя достойным его-по крайней мере по тому, что чувствую к Вам; чувства - вот единственная монета, которою я могу еще располагать, так как действия теперь для меня недоступны.

Пожалуйста пишите мне так часто, как это будет нам позволено, и сообщайте мне о мельчайших происшествиях вашей семейной жизни: нет скучных подробностей, если они касаются любимых людей. Мои письма буду г короче ввиду крайнего однообразия моей жизни, не дающей материала для длинных описаний, и давно уже прошло то время, когда я любил вдаваться в бесконечные рассуждения. Дорогая матушка, еще просьба: избегайте говорить о нашей переписке безразличным людям; думаю, что для вас и для меня будет лучше, если за исключением небольшого числа людей, сердечно интересующихся мною, мир совершенно забудет о моем существовании. Ты, Татьяна, будешь писать мне чаще всех, я знаю, ведь ты-моя крепостная (Слова - "ведь ты моя крепостная" по-русски в оригинале.); Николай не напишет мне ни строки, он-лентяй, это-его бесспорное право, приобретенное давностью и не могущее ни с чьей стороны вызвать возражений. Но вы, остальные братья и сестры, а также моя свояченица Анюта (Анна Петровна Ушакова, жена Николая Бакунина.), пишите мне по нескольку строк хотя бы для того, чтобы я мог видеть ваши успехи в каллиграфии. Настоящее письмо покажет вам, что я-то никаких успехов в этой области не сделал (Отсюда до конца по-русски в оригинале.).

Прощайте, прощайте! Ваш сын, брат и друг

М. Бакунин.

1852.-1-го генваря.

No 548. - Письмо это впервые опубликовано в первом издании тома I нашей работы о Бакунине, М. 1920, стр. 325-326, затем у Корнилова, т. II, стр. 461-462, и в "Материалах для биографии Бакунина", т. I" стр. 249-250. Оригинал его, по которому мы даем здесь выверенный текст, находится в Прямухинском архиве в б. Пушкинском Доме, а в "Деле" о Бакунине имеется писарская его копия, с которой мы и опубликовали его впервые в 1920 году.

Николай I по прочтении "Исповеди" разрешил Бакунину свидание с отцом и сестрой Татьяной. Но отец Бакунина не мог воспользоваться этим разрешением: ему уже было 84 года, он совершенно ослеп и ослабел и дальней дороги вынести не мог. Вместо наго допущен был в крепость сын его Николай, за политическую благонадежность которого старик поручился.. Свидание Бакунина с братом Николаем и сестрой Татьяной состоялось 28 октября 1851 г. в присутствии коменданта крепости Набокова. Вскоре Бакунину разрешена была и переписка. В декабре 1851 г. мать написала Бакунину письмо через III Отделение. В январе 1852 г. Бакунин написал данный ответ, который был лично прочтен царем и с его разрешения отправлен по назначению. С этого момента связь Бакунина с внешним миром,. хотя временами и прерываемая, установилась довольно прочно и много помогла ему в дальнейшем.

Письмо отчасти проникнуто тем духом раскаяния в своих "прегрешениях", каким пропитана "Исповедь", и в известной мере окрашено даже религиозными тонами, столь же притворными, как и его мнимое раскаяние. Бакунин старался выдержать характер и дурачить своих тюремщиков до конца. Но так как несмотря на всю конспиративность его родных (вероятно не всеми ими выдерживаемую полностью) слухи о письмах Бакунина как-то проникали в публику, сначала российскую, а затем и заграничную. то неудивительно, что на основе этих якобы религиозных деклараций Бакунина сложился слух, будто Бакунин в крепости стал христианином. Насколько такой слух распространен был среди демократической публики, видно из того, что Герцену (который кстати и сам имел слишком преувеличенное представление о льготах, предоставленных Бакунину в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях) пришлось не раз опровергать его: так в письме к М. Мейзенбуг от 8 сентября 1856 г. Герцен, сообщив сначала, что Бакунину в Шлиссельбурге живется недурно, что он обедает якобы у коменданта, гуляет по крепости, имеет книги, бумагу и даже фортепиано (кроме книг все остальное неверно), прибавляет, будто Бакунин, "написал письмо, чтобы опровергнуть, будто он стал христианином. В письме к Карлу Фохту от 9 апреля 1857 г. Герцен, вынужденный видимо вернуться к этой теме, заявляет, что "Бакунин вполне опроверг пущенный слух, будто он стал пиетистом" (см. также "La vie d'un homme. Karl Vogt par William Vogt. Paris - Stuttgart 1906, стр. 109, где приводится это письмо Герцена). Возможно, что поводом к распространению слуха об обращении Бакунина в христианство послужили хождение его в тюремную церковь и говение, о чем он сообщал своим родным из крепости в письме от 22 апреля 1 853 года и что могло через них проникнуть в публику. Но возможно, что слухи такого рода распространялись жандармами с целью деморализации революционных элементов примером покаявшегося грешника.

Для характеристики тех слухов, которые распространялись на западе о Бакунине во время его сидения в Петропавловке и Шлиссельбурге, довольно типичными представляются записи в дневнике Варнгагена фон Энзе, относящиеся к этому предмету. Варнгаген, не перестававший интересоваться Бакуниным и болеть за него душою, подхватывал и заносил на бумагу всякий слух, ходивший о нем в немецкой интеллигентской среде. 19 октября 1851 г. он сообщает в дневнике слух, что при передаче русскому конвою Бакунин был якобы жестоко избит, что ему топтали лицо и в тот же день повесили: так погиб Бакунин-"один из благороднейших, великодушнейших, храбрейших людей!" (т. VIII, стр. 385).

Интересно, что за границей почему-то сразу решили, что Бакунин посажен в Шлиссельбургскую крепость, в то время когда он сидел первые три года в Петропавловской: вероятно этому способствовала мрачная репутация Шлиссельбурга, куда Романовы предпочитали запрятывать своих врагов. Слух о том, что Бакунин попал в Шлиссельбург, исторгает у Варнгагена восклицание: "Человек, столь пламенно стремящийся к свободе, в неволе!" (т. IX, стр. 195). Через несколько недель распространился слух о смерти Бакунина. 26 октября 1851 г. Варнгаген отмечает появление в "Насионале" заметки о том, что Бакунин после недолгих страданий недавно скончался в Шлиссельбургской крепости, а через две недели, 8 ноября, он записывает, что газеты подтверждают известие о смерти Бакунина в Шлиссельбурге; перед смертью он якобы выразил пожелание, чтобы прах его был перевезен во Францию. Но уже 9 декабря того же года Варнгаген заносит в дневник газетное сообщение о том, что Бакунин жив (т. VII1 стр. 394, 413 и 463).