Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3

Рядом с маяком — руины кирпичной казармы. По словам Никитича, здесь был отличный дом отдыха водников. В двухстах — трехстах метрах от маяка видны проволочные заграждения и немецкие дзоты. Здесь, до прорыва блокады, стояли немцы. За озером видна Шлиссельбургская крепость, отчетливо видны оба берега — и ленинградский и кобонский.

Вот лейтенант вернулся, с ним три пожилых бойца. Окинув жестом руки наши траншеи и дзоты, обводящие маяк со стороны озера, лейтенант спрашивает:

— Где мины, знаете?

— Не знаем! — отвечает старший из трех бойцов.

— Напоретесь! Тут мин до хрена! Я сейчас дал задание, чтоб, пока не стемнеет, до пота работать!

Лейтенант стоит, размышляет, как объяснить им, где мины.

По каналу немец нет-нет да и стреляет. Вчера попал в самый канал. Вчера же в 4-м поселке снарядом убито семнадцать красноармейцев… Доносятся звуки разрывов, немецкая артиллерия бьет то справа, то слева. Ночью авиация налетела на Шлиссельбург, были сброшены осветительные ракеты на шарах-пилотах. Они взмывали вверх. Один из пары немецких самолетов, пролетавших вчера над Шальдихой, сбит двумя зенитными снарядами. Летчик спрыгнул на парашюте. Пилот второго немецкого самолета хотел расстрелять своего товарища в воздухе, но был отогнан нашими зенитчиками, и этот приземлившийся немец был взят в плен…

Передо мною пробитая каска на тонком пеньке, лодочка, причаленная к бровке большой воронки от 250-килограммовой бомбы; красноармеец, отталкивающий свой плот шестом от берега озера; другой — на берегу удит рыбу… По зеленой траве разбросаны куски железа, камня, кирпича, жестянки, тряпки…

Как нелепо сочетание солнечной благости мира в природе — и хаоса войны, разрушения, вносимого в этот мир человеком!

Командир полка — Боевая готовность — Ячейки, ниши и амбразуры — Рассказ о Петрозаводске — На КП полка — За клочок земли на болоте! — Две недели назад — Перед расставанием

(На переднем крае перед Синявином. Позиции 2-й Ударной армии. 25–29 мая 1943 г.)

Блокада была прорвана, но не снята. Немцы все еще надеялись крепким ударом из района Синявина вновь замкнуть кольцо блокады. Накапливая силы в лесах южнее Синявина и Круглой Рощи, они скрытно готовились к наступлению.

Оно могло начаться тогда, когда стает снег и почва просохнет. Войска Волховского фронта разгадали намерения гитлеровцев и точно определили направление возможного удара. Эта глава посвящена рассказу о том, как все попытки врага вновь замкнуть кольцо блокады Ленинграда были сорваны.

25 мая. Перед Черной речкой

Печальная, открытая во все стороны местность. Передвигаться здесь полагается, только углубившись в траншеи: всякий, кто движется по поверхности земли, навлекает на себя огонь немцев. По фронту впереди видны позиции врага — мертвый, изглоданный лес, искромсанные стволы без листьев.

Туда, вперед, к Черной речке, за которой — немцы и этот превращенный в страшный частокол лес, вся обороняемая нами местность чуть-чуть накренена, словно для того, чтобы вражеским наблюдателям было удобнее нас разглядеть. От КП 1074-го стрелкового полка до них — не больше километра. Вокруг блиндажа КП — вправо, влево, вперед, назад — «зона пустыни», вся сплошь в воронках, ямах, траншеях, вывороченных обстрелами и торчащих черными точками пнях. Еще осенью прошлого года здесь была густая вековечная лесная чаща. От нее на много километров не осталось ни одного дерева. Если в бинокль и увидишь несколько, то знаешь: это деревья искусственные! Маленькая рощица виднеется только в трех километрах позади КП — там, где расположены тылы полка и откуда я с Петром Никитичем сегодня после двадцати километров пути пешком пришел по траншее.

Повсюду бугорки блиндажей. Они соединены между собой узкими, чуть выше человеческого роста, зигзагообразными траншеями. Но от немецких пулеметов и мин люди каждый день гибнут даже в траншеях.

Вокруг КП, в перепаханной, изрытой вражеским металлом земле, валяются обрывки амуниции, лоскутья, каски, обломки оружия. Вокруг блиндажей воронок столько, что между ними, как в лабиринте, трудно найти проход.

В блиндаже командира полка Арсеньева, где я нахожусь сейчас, окон нет, круглые сутки чадит керосиновая лампа. Блиндаж низкий — в рост не выпрямишься. Глубже здесь рыть нельзя: проступает болотная вода. Одна их трех нар предоставлена мне и Никитичу. Эта нара четвертый день пустует, на ней спал начальник штаба полка, старый, кадровый, прослуживший в армии с 1918 года командир — майор Иван Борисович Чемоданов. Четыре дня назад он был убит у своего блиндажа немецкой пулей, попавшей в сонную артерию.

При входе в блиндаж — маленькая печурка, на ней греют еду. Угол занавешен плащ-палаткой, там — «комнатка» рации, в которой живут радист и два ординарца: замполита полка — сержант Валентин Тимофеев и командира полка — красноармеец, девушка Берта Савинова.

Что же привело меня сюда, в этот 1074-й стрелковый полк 314-й стрелковой дивизии, занимающий ответственнейший участок обороны здесь, у болотистой Черной речки?

Прежде всего стремление познакомиться с командиром полка подполковником Николаем Георгиевичем Арсеньевым, награжденным тремя боевыми орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 1-й степени. Об умении воевать и личной храбрости Арсеньева мне рассказали знающие люди в тылу, но судить понаслышке о боевых качествах офицеров в обстановке, в которой они воюют, — негоже. Я давно убедился, что доверяться могу только своим собственным впечатлениям.

Черная речка у Гонтовой Липки, Круглая Роща — названия, известные всему фронту, так же как Мясной Бор, как устье Тосны, как Невский «пятачок» и колпинский противотанковый ров… Это места кровопролитнейших боев, где наши и гитлеровские части из месяца в месяц дерутся между собой за ничтожный лоскут земли, вгоняя в него десятки тысяч тонн металла.

Вот и здесь, в болотную топь, на «язычок» искрошенной Круглой Рощи шириной не более сотни метров, легло столько изорванного металла, что он нагромоздился бы исполинской горой, если бы не погружался в болотную жижу.

Даже пни превратились в полужидкую труху, оседающую на дно наполненных черной водой воронок.

В мирное время резвая речушка, причудливо извиваясь, текла в девственном стройном лесу, то выбегая на болотистые прогалины, то огибая пологие бугры, на которых, ютясь под ветвями деревьев, стояли крепко слаженные избы маленьких деревень. Лес простирался на десятки километров округи, и только опытные охотники знали, по каким тропинкам нужно идти, чтобы не заблудиться. Явись сюда ныне такой старожил-охотник, он не нашел бы даже следа тех, с детства знакомых ему деревень… А сколько полков погребено здесь, у искромсанных берегов напоенной кровью речушки!..