Тихон Семушкин - Алитет уходит в горы

Эрмен был тоже очень возбужден, но говорил тихо, почти шепотом. На его лице выступил пот. Он говорил отрывисто, с остановками, словно следил: понимает ли русский все то, что говорит он, Эрмен.

Лось подошел к нему и, уже сдерживаясь, старался говорить так же тихо:

- Эрмен, давай сядем вот здесь на скамейку, поближе друг к другу.

Эрмен с испугом присел.

- Слушай, что я тебе буду говорить. Хорошенько слушай. Умкатаген не очень старый человек. Я знаю его. Прошлую осень он еще управлял байдарой на китовом промысле. Придет пароход, и русский доктор вылечит ногу Умкатагена. Я правильно тебе говорю. Я прикажу торгующим людям привезти такие машины для байдар, которые будут их двигать без весел. Они будут плавать быстро, как шхуна. И вот я хочу, чтобы глаза Умкатагена увидели эту новую жизнь. Я правильно говорю! Ты сам сказал, что жизнь немного уже и сейчас изменилась. Ты понимаешь, что я говорю тебе?

- Да, я понимаю, - сказал Эрмен.

- На Большой земле есть мудрый человек. Ленин зовут его, - вставил Андрей. - Это он указал дорогу к новой жизни. Старый закон, закон Чарли Красного Носа, Алитета, выбросили, уничтожили. Сделали закон новый, который помогает людям жить.

- Вот этот новый закон и запрещает убивать стариков, - начал опять Лось. - За ними надо ухаживать, хорошо присматривать, облегчать им жизнь. Иди, Эрмен, домой и скажи старику, что Лось не хочет, чтобы старик Умкатаген умирал. Скажи ему, что мне с ним еще нужно говорить...

Эрмен тяжело вздохнул и сказал:

- Не знаю!

Он взял шапку и пошел домой.

Ревкомовцы молчали. Лось ходил по комнате, изредка заглядывая в окно.

- Ну как, Андрей? Убедили или нет?

- Нет. Ты думаешь, этот процесс ликвидации пережитков - легкий процесс? Ты думаешь, взял да и перевел их прямо в социалистическое общество? - Андрей встал и возбужденно закончил: - Нет, Никита Сергеевич, для этого надо еще поработать здесь. Да как! С большим тактом.

- Молод ты учить меня! - крикнул Лось. - Это я все без тебя знаю. Жизнь надо знать не только по книжкам... Я люблю брать быка за рога!

- Задушат, - услышал он за спиной голос Жукова.

- Тогда сейчас же одевайся, и идем в ярангу! - решительно и резко повернувшись, сказал Лось. - Я не уйду оттуда до тех пор, пока не добьюсь своего.

При входе в ярангу стоял парень. Загородив собой дверь, он сказал шепотом:

- Сюда нельзя. Завтра можно.

Лось с силой отстранил парня и, согнувшись, нырнул в полог.

- Стой! - закричал он во весь голос. - Что вы делаете?

Он вырвал конец ремня из рук Эрмена и, ползая на коленях по шкурам, стал снимать петлю с шеи старика Умкатагена.

- Скажи, Андрей, - ты лучше меня говоришь, - что злой дух не будет обвинять ни старика, ни Эрмена, ни других. Пусть свой гнев он переносит на меня: я помешал задушить старика.

Андрей переводил, люди со страхом молча переглядывались. Даже шаман с испугом забился в угол, злобно посматривая на русских. Никто не решался открыть рот. Вдруг старик Умкатаген, лежавший на шкурах, приподнялся и сказал глухим голосом:

- Зачем ты пришел сюда? Или кто позвал тебя? Уйди отсюда, потерявший разум человек.

Лось добродушно улыбнулся и вынул из кармана трубку и табак.

- Подожди, старик! Надо же покурить! - сказал он.

Старик недоуменно смотрел на него, видимо не зная, что сказать на такую неразумную речь бородатого русского начальника.

- Давай закурим! - протягивая табак, предложил Лось.

Старик молча повернулся к Лосю спиной.

- Давай, Умкатаген, покурим! Я тебе дарю свою трубку. - И Лось вложил ее в руку старика.

На лице старика показалась болезненная улыбка.

- Как ребенок этот русский начальник, - сказал он, подставляя трубку для табака.

Лось положил ему в трубку табак и поднес спичку.

Молча закурили.

- Теперь как быть? - обратился к шаману старик Умкатаген.

И от сильных переживаний и страха перед злым духом старик тихо заплакал. Он курил, и слезы текли по его печальному лицу.

Было так много необычного во всем этом, что даже шаман растерялся. Наконец он прошипел из своего дальнего угла:

- Скорей сменить надо имя старику, чтобы келе не узнал его, запутать след.

- Какое же имя мне взять? - раздумывал вслух Умкатаген.

- Возьми, старик, русское имя, - сказал Андрей. - Тогда келе совсем собьется со следа.

- Да, да, это правда! Келе не будет искать русского, - ухватился шаман за предложение Андрея.

- Как зовут того русского, который придумал новый закон жизни? спросил Эрмен, обращаясь к Лосю.

- Ленин! Ильич!..

- Пусть старик возьмет себе это имя, - сказал Эрмен.

Медлить с выбором имени было нельзя. Старика тут же назвали Ильичом.

- Ну как, взял имя? - спросил шаман.

- Взял, взял! - торопливо и радостно ответил старик.

В пологе началось испытание.

- Умкатаген! - крикнул Эрмен.

- Умкатаген! - раздался голос шамана.

Но старик молчал.

- Ильич! - опять крикнул Эрмен.

- Вой! - поспешно отозвался бывший Умкатаген.

- Умкатаген! Ильич! Умкатаген! Ильич! - послышались окрики со всех сторон.

И каждый раз при упоминании имени Умкатаген в пологе воцарялось гробовое молчание, но как только кто-нибудь произносил имя Ильич, старик вздрагивал и спешил отозваться.

- Ну, Ильич, давай закурим! - весело сказал Лось.

Так Умкатаген исчез из яранги. В ней жил теперь совсем другой человек - Ильич.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Лось проснулся рано. Взглянув на спящего Андрея, улыбнулся, и вдруг ему захотелось чем-нибудь позабавить его, да и себя тоже. Жизнь в ревкоме порой протекала довольно однообразно. Мало развлечений. В особенности, думал Лось, для молодого человека, как Андрей. Но в этом отношении он ошибался: Андрей чувствовал себя отлично и настолько увлекался своей работой, что лучшей жизни и не желал.

- Андрюшка! Вставать пора! Цынгу наспишь! - крикнул Лось, уходя в свой кабинет.

Андрей долго потягивался, пока не проснулся совсем. Он быстро оделся и тоже направился в кабинет, где при входе висел на стенке рукомойник. То, что он увидел в кабинете, ему показалось каким-то диким продолжением сна. Спросонок протирая глаза, он, в состоянии крайнего удивления, тихо спросил:

- Никита Сергеевич, что все это значит?

Лось молчал, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Он сидел за письменным столом, покрытым нерпичей шкурой, совершенно неподвижно, не поднимая глаз. В меховой кухлянке, в шлеме, со звездой и ножом "ремингтон" в зубах, он был очень мрачен и даже страшен. Здесь же на столе по одну сторону чернильницы лежал наган, а по другую - маузер в большой деревянной оправе. Лось, продолжая молчать, взял огромное гусиное перо и со всей серьезностью начал что-то писать. Перо заскрипело.

Протерев еще раз глаза, Андрей подумал: "Черт возьми, не рехнулся ли кто из нас?"