Леонид Мацух - Тайны Петербурга

Не менее таинственным местом была специальная комната для ученых штудий братьев, известная своими «поучительными интерьерами». Шпалеры, которыми были обиты стены комнаты, выполняли роль учебных пособий, подобно росписям в церквях. Представим, что происходило в этой таинственной комнате в тот вечер, когда туда приехал Чернышев. Мужчины разного возраста из знатных дворянских семей в праздничных камзолах, в туфлях с золотыми пряжками и напудренных парадных париках чинно проходят в залу и рассаживаются. Брат-вития (оратор) возглашает: «Любезные братья, поблагодарив хозяина за щедрый обед, приступим же ныне к работам каменщическим. Взгляните на сию шпалеру, с великим искусством расписанную. Для профанов сие — лишь украшение и праздная роскошь, для нас же, посвященных, в сем сокрыто поучающее толкование».

Нижняя часть шпалеры символизирует рай: две обнаженные женщины прильнули к молодому красавцу, на голове у которого корзина, полная спелых плодов. Это античный рай — Элизиум, или Елисейские поля. Два скрещенных ключа и балдахин над ними — рай христианский. А красный цветок экзотического дерева — цветок граната — отсылает нас к раю иудейскому. Тут скрыта аллюзия на Песнь песней 4:13, когда жених зовет невесту предаться любви в гранатовом саду. В иудейской традиции, а также в Каббале гранатовый сад (на иврите — пардес римоним) — образ рая. Большинство людей полагают, что рай есть желанный конец жизненного пути. Но живописец, задумавший шпалеру, утверждает обратное: рай — лишь начало пути, а потому не стоит сокрушаться о его потере. Античный рай чувственных удовольствий, вечной молодости и телесных утех — то, к чему стремится большинство людей. Это инфантильное представление о предназначении человека, которое, согласно масонскому учению, следует преодолеть. Недаром философы называли античность «детством человечества».

Выше мы видим женщину, склонившуюся над расселиной, из которой вырываются клубы дыма. Это пифия — жрица в святилище Аполлона Дельфийского, которая вещала, надышавшись дурманящих испарений.

Дальнейший этап духовного взросления человечества — раннее христианство. Его символизирует следующее изображение: двое юношей, по-видимому монахи-аскеты, ибо на рисунке нет женщин, а между ними химера — воображаемое существо, составленное из частей различных животных. Химера — это персонаж мифологического бестиария, порождение человеческой фантазии.

Следующая ступень развития человечества — зарождение науки. В центре арки, украшенной скульптурами двух сфинксов, мы видим египетскую богиню Изиду, облаченную в длинное одеяние. Две женщины как бы раздвигают занавес — это жрицы Изиды. Древние египтяне считали, что девственная Изида символизирует тайны мироздания. На подоле ее платья вышита надпись: «Сего покрова никто из смертных да не совлечет». Лишь немногие избранные, посвятившие себя поиску Истины, могли рассчитывать заглянуть за завесу бытия.

Следующая картина — символическое изображение европейского Средневековья. Охотник несет на плече добытую дичь, глаза его опущены долу. Это символ человека, живущего сегодняшним днем, главная забота его — добывать себе пропитание. Он даже не помышляет о том, чтобы поднять глаза к небу. От мира горнего, высшего, населенного музами, покровительницами искусств и наук, он отделен тремя кольцами. Он даже не подозревает о существовании иного мира. А музам нет дела до его повседневных забот.

Эпоха, которая для Строганова и его друзей была современностью, воплощена на следующем рисунке шпалеры. Два единорога — символ чистоты действий и помыслов. Это мифическое животное описывалось в легендах как существо, неуловимое даже для самых быстрых собак, самых искусных охотников и самыми хитроумными ловушками. Но к непорочной, чистой деве он подходил сам и клал свою голову ей на колени. Выше — человек, преследующий кабана, — символ бесконечной и бесплодной погони людей за земными благами. Следует помнить, что кабан является воплощением целого ряда грехов: жадности, обжорства, глупости, злобы и похоти. То «новое время» являет собой резкий контраст с проявлениями самоотречения и аскетизма, с одной стороны, и полной разнузданности и потакания своим прихотям — с другой.

И наконец венчает ряд образов на шпалере картина обретенного рая. Два ангела встречают достойного переступить порог Царствия Небесного. Кто же удостоится войти туда? Заяц. Что неудивительно, если мы вспомним, что в мифологическом бестиарии это животное наделялось способностью к возвышенной любви, верности и целомудрию. Считалось, что заяц (мифологический, а не реальный) оскоплял себя, если получал отказ от своей возлюбленной. Речь идет о добровольном скопчестве, о котором сказано в Евангелии: «Не все вмещают слово сие, но кому дано; ибо есть скопцы, которые из чрева материнского родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Матф. 19:11–12). Идея добровольного и осознанного отказа от плотских излишеств была особенно актуальна в ту «галантную» эпоху.

В Строгановском дворце собирались представители знати. Во дворце Безбородко — иная публика. Александр Андреевич совмещал несколько должностей. Он заведовал иностранными делами, был обергофмейстером двора и возглавлял почтовое ведомство. Надо напомнить, что роль почтовой службы в те времена была куда более важной, чем в нынешние. Почта связывала воедино части громадной империи. Помимо доставки корреспонденции почтовые служащие использовались как курьеры по особым поручениям, соглядатаи, поставщики конфиденциальной информации. Через них правительство узнавало о слухах и толках в народе, об истинном положении дел в отдаленных областях, о настроении людей разных сословий.

Почтовое ведомство с самого своего зарождения в России было традиционно масонским учреждением. Братья верно служили, умело и быстро принимали решения, охотно внедряли всяческие технические и организационные новшества. Андрею Александровичу по должности приходилось принимать у себя дома в любое время гонцов и курьеров со всей империи и из-за границы. Это были люди разных званий и чинов, разных наций и народов. Граф Безбородко не разделял многих предрассудков своей эпохи. Он не забывал и не стыдился своего украинского происхождения, с братом Ильей говорил дома на «малороссийском наречии», издал книгу «Очерки малороссийской истории». Он без труда находил общий язык с простым народом, а для тех, кто попрекал его худородностью и незнатным происхождением, приберегал свое парадное одеяние — кафтан с бриллиантовыми пуговицами и туфли с бриллиантовыми пряжками. Увидев такое, умолкали самые злобные критики…