Леонид Мацух - Тайны Петербурга

Сразу после смерти Петра Брюс ушел в отставку, хотя его просили остаться на службе всесильный фаворит Меншиков и сама царица Екатерина, он не желал участвовать в интригах и склоках вокруг трона великого государя и безвыездно жил в своем подмосковном имении Глинки, изредка выезжая в Москву для занятий астрономией в Сухаревой башне. Что касается его семейной жизни: дети его умерли в младенчестве, а за семь лет до своей кончины он похоронил супругу. Брюс стоически сносил удары судьбы, ни в чем не изменив свой годами заведенный распорядок дня. Затворнический образ жизни Брюса и непонятные для окружающих занятия породили множество легенд и жутких слухов: его считали чернокнижником и колдуном. Брюс посмеивался над этими разговорами и любил подразнить воображение окружающих разными невероятными трюками вроде катания на коньках на льду замерзшего пруда своей усадьбы в июльскую жару. За несколько недель до смерти он распорядился передать в Академию наук свою уникальную коллекцию редких вещей и огромную библиотеку. Скончался Яков Вилимович 19 апреля 1735 года. Могила его не сохранилась, но имя его навсегда осталось в анналах российской истории. Слово «Fuimus» («Мы были»), написанное на его фамильном гербе, оказалось пророческим.

Свое излюбленное детище — Санкт-Петербург Петр строил не просто как порт и даже не просто как новую столицу, он задумывал его как дерзкий вызов природе, как Рай Обретенный взамен рая потерянного. Потерянным раем Петр с очевидностью считал все «три Рима». Это собственно Рим, как место, погрязшее в «духе папежском», Константинополь, как второй Рим, не устоявший перед мусульманами и ставший турецким Стамбулом, и наконец Москву, как город, провозгласивший себя Третьим Римом, но, по мнению Петра, не годящийся для такой роли.

Наименование новой столицы градом святого Петра неизбежно ассоциировалось не только с прославлением небесного покровителя Петра I, но и с представлением о Петербурге как о новом Риме. Рим — город апостола Петра, а Папа Римский, согласно католической доктрине, наместник святого Петра на Земле. Имя Петр переводится с греческого как «камень». В Евангелии от Матфея Иисус говорит апостолу Петру: «Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою… и дам тебе ключи царства Небесного» (Матф. 16:18–19). Петр Романов, несомненно, видел себя создателем новой церкви или даже новой религии — сакрального государства.

Ориентация на Рим и дух соперничества с ним проявляются не только в названии новой столицы, но и в ее гербе. Герб Петербурга содержит в себе трансформированные мотивы герба города Ватикана как религиозной квинтэссенции Рима. Это, конечно, не могло быть случайным. Так, перекрещенным ключам в гербе Ватикана соответствуют перекрещенные якоря в гербе Петербурга, расположение морского и речного якорей лапами вверх отчетливо выдает их происхождение — ключи в гербе римского первосвященника также повернуты бородками вверх. Символика герба Петербурга расшифровывается именно в этой связи. С одной стороны, якорь в христианской символике — символ спасения и веры. Но одновременно якорь символизирует флот — любимое детище царя Петра. Якоря, помещенные на место ключей апостола Петра, красноречиво свидетельствуют о том, чем император Петр намерен был отворить дверь своего нового парадиза. Тут есть и аллюзия на евангельскую фразу: «Царство Божие силою берется» (Матф. 11:12). Ключ в двери может легко повернуть любой, а вот чтобы поднять корабельный якорь, требуются очень большие усилия. Во время подъема якоря на судах английского флота звучала команда: «Аll hands on deck!» («Свистать всех наверх!») Якоря на гербе — знак постоянной мобилизации и готовности к усилиям и жертвам. Когда якорь поднят, корабль готов мчаться вперед на всех парусах. Кораблик, укрепленный на шпиле Адмиралтейства, есть подлинный символ новой столицы. Именно корабль, а не крест по повелению Петра красуется на здании Адмиралтейства. А ведь это семантически противоположные символы. Крест стоит неподвижно, корабль пребывает в вечном движении. Крест символизирует Вечность, корабль — вечно текущий поток времени. Крест — знак упования на Божественное спасение, корабль — памятник человеческому дерзанию и мужеству, веры в собственные силы и разум. (Любопытно, что в советское время, когда прежний герб Петербурга был отменен, а сам город переименован, именно кораблик воспринимался большинством жителей города как его подлинный герб и символ.) Таким образом, герб Петербурга семантически соответствует имени города. Имя и герб представляют словесное и визуальное выражение одной общей идеи.

Вместе с тем особое значение приобретает подчеркнутое насаждение в Петербурге культа апостолов Петра и Павла, прежде не самых чтимых на Руси святых. Им посвящается собор в Петропавловской крепости, которая должна была по первоначальному плану являться центром города. В этом нельзя не видеть переклички с местом, которое занимает в метафизике городского планирования собор Святого Петра в Риме. Однако Петербург для Петра не только новый Рим, но и новый Амстердам. Столица Голландии представлялась Петру идеалом города, подлинным «вертоградом процветшим», едва ли не раем на Земле. Он хотел, чтобы в его столице были каналы, как в Амстердаме. Знаменитые линии Васильевского острова — памятник этой неосуществленной идее. Он хотел, чтобы Биржа — храм моряков и торговцев — стала одним из главных зданий в городе.

С этой точки зрения Рим и Москва оба представляются символами ложной, «ханжеской» святости. С позиции обожествленной государственности старорусское православие казалось подозрительно смыкающимся с «папежским» духом. Это определяло и известную симпатию Петра и Феофана Прокоповича к протестантизму и актуальность критики католического Рима как Рима ненастоящего. Создавалась парадигма идей, в которой Рим «папежский» и Москва допетровская объединялись в противопоставлении Петербургу — истинному Граду Святого Петра, новому парадизу. Это должен быть град труда и неустанных усилий, град воинской славы и ратных побед, град торговли и богатства, град наук и ремесел, град искусств и просвещения, град, построенный по четкому плану и живущий по войсковому артикулу, град, где нет праздношатающихся, а все заняты делом на благо Государя и Отечества.

В этой перспективе частое наименование Петербурга парадизом как самим Петром, так и людьми его окружения могло означать не просто похвалу избранного и возлюбленного кусочка земли, а именно указание на святость этого места. Так, Меншиков в письме Петру от 10 декабря 1709 года называет Петербург «святой землей». Само название «Санкт-Петербург» таит в себе возможность двойного прочтения, поскольку эпитет «святой» может относиться как к апостолу или императору, так и к городу. Если немецкое название Sankt Petersburg грамматически передает притяжательность и переводится как «город святого Петра», то принятое в России название Санкт-Петербург без притяжательной частицы s имеет совсем другое значение и может пониматься как «святой город Петра». Претензия Петербурга на святость находит выражение наконец и в тенденции к принижению московских святынь. Известно настойчивое и демонстративное требование Петра строить в Москве театр именно на Красной площади, воспринимавшееся современниками как надругательство над святостью места (театр есть «игралище бесовское»).