Сергей Сергеев-Ценский - Бабаев

Шаги на крыше стали ближе, сверкали.

У Матрены скрючило руки от испуга, крупно дрожал подбородок. Была в одной рубахе, противная, грязная, и мычала.

- Барин!.. Ежель они стрелять... в окна?.. - задыхался около Иван.

Глянули в упор старые-старые серые глаза.

Бабаев забыл, куда положил патроны, и шарил по карманам.

- Что же Нарцис не лает? - подумал вслух.

- Уб-били! - пробубнила Матрена, держась за грудь.

Упала Надежда Львовна. Как-то незаметно скользнула в кресло и в нем осталась, все такая же широкоглазая, белая.

Бабаев взял ее за руку - рука была холодная, жидкая, и почему-то не было жалко.

- Ничего! Что вы! - говорил он ей, стараясь улыбнуться, но почему-то было противно.

- Спрячьте! Ради бога, спрячьте! - тыкала его в плечо какой-то острой коробкой старуха.

- Что это?.. Зачем? - не понял Бабаев.

- Ради бога! - повторяла бессмысленно она. - Ради бога! - Лицо было красное, размозженное страхом.

Вздрогнули все вдруг от резкого крика над головой. Покатилось что-то по крыше сплошь. И где-то далеко опять такой же крик. И опять покатилось.

Старуха присела, окаменев, растопырив руки, у Ивана жалко тряслась нижняя челюсть...

Зажав револьвер в руке, Бабаев, смутно представляя, зачем, выбежал из комнаты, злясь и дрожа, подскочил к парадной двери, отбросил цепь, ощупал торчавший в скважине ключ, отчетливо повернул два раза, толкнул дверь ногою, но дверь набухла, была тугая, несколько раз бился об нее с размаха всем телом, чтобы открыть и исступленно выпустить в кого-то все семь пуль револьвера.

В грохоте двери утонуло то, что было сзади, в комнате, и то, что на крыше, и когда распахнулась она с шумом и Бабаев выскочил на крыльцо, - было то же, что раньше: тихая ночь, свежая, чуть морозная, с высоким небом. Бабаев оглянулся влево и вправо - белели стены, чернели деревья. Вгляделся никого не увидел. Соскочил с крыльца - опять застучало по крыше.

И когда, приготовившись нажать курок, Бабаев задом медленно отошел настолько, чтобы оглядеть крышу, он уже догадался и увидел, что это Нарцис. Около парапета, черная, страшная на белом от луны железе, собака остановилась, подняв голову, и, узнав Бабаева, выжидающе виляла хвостом.

То напряжение, которым полон был Бабаев, вдруг вылилось все в правую руку, отчего рука стала тяжелой и дрожащей и надавила курок. Ухнул выстрел. Не попало в Нарциса. Он залаял тревожно, но весело, - белыми волнами хлынул лай, радостно визгнул, пропал где-то между трубами, загремел железом сзади, и вот уже соскочил на землю и прикатился неуклюжими бросками к ногам Бабаева. Кинулся на грудь, ласкаясь, обвеял знакомым запахом шерсти, лизнул языком в подбородок.

Было чего-то стыдно, было смешно.

Бабаев отталкивал Нарциса жесткими ударами в ребра, но он лез и обнимал его, соскучившийся, виноватый, как нашаливший резвый ребенок, все понимающий и бессильный что-нибудь сказать, и от этого еще более странный и сложный.

Возле самых дверей, с ломом, поднятым наотмашь, хитро и трусливо прижавшись к вешалке, стоял Иван. Когда входил в дом Бабаев, Иван не узнал его в первый момент и откачнулся, потом увидал Нарциса, поднял и опустил лом.

А в доме, испуганная выстрелом, неловко оголив ноги, без чувств валялась на полу Надежда Львовна, и на корточках возле нее, широкая, напыженная, как наседка, сидела старуха, Матрены не было - спряталась где-то в комнатах.

Нарцис медленно вошел следом за Бабаевым, осмотрел всех холодно и строго, понюхал ногу Надежды Львовны, положил голову на колено старухи и поглядел прямо ей в глаза желтыми, влажными глазами. Только поглядел кругло, виновато и любопытно, и старуха без слов поняла, что это он бегал по крыше.

- Это за кошкой... Она и кричала... - сказал Иван и вдруг улыбнулся хмурый и добавил: - Охотничий... ему что? Что лиса, что кошка - одна цена... Это он по приступочкам, не иначе... Над сенцами как раз приступочки - он по ним...

IX

Надежду Львовну привели в чувство; и она лежала на кровати смирная, с мокрыми от воды волосами. Было без четверти три на часах. Краснела лампа. Стены стояли тихие. Потолок умер.

Старуха выгнала Нарциса и долго ругала Ивана за то, что не снял лестницы с сеней. Иван понимал, что он не виноват: всегда стояли эти приступочки и никто не приказывал снять их. Он покорно улыбался в усы, изредка отмахиваясь без слов рукою, потом запер двери и ушел спать.

Бабаев сидел в спальне около Надежды Львовны и смотрел, как на ее лице от усталости или от пережитого испуга проступило детское, хрупкое, нежное, как лиловые колокольчики: возьми в руки - завянет.

Линий уже не было - были пушистые округлости, виноватость и робость в углах губ и больших глаз с очень белыми, синеватыми белками.

Она лежала на спине, прикрытая одеялом до подбородка. Утонули бедра Бабаев забыл о них. Чуть показалась кисть руки, тонкая, совсем юная, юнее лица.

"Сидеть бы так, целовать ее, гладить руку, говорить: милая, дорогая!.." - расплывчато думал Бабаев.

Забыл, что она чужая. Какие-то белые березы вспоминались, такие же молодые, ровные. Пахли весенним, клейким. Свесились тонкие листочки сердечками, качались, смеялись тихо...

- Я не помню, как это со мной... испугалась, - застенчиво говорила грудным голосом Надежда Львовна. - А вы зачем стреляли? В кого стреляли?

- В Нарциса, - ответил он.

- Зачем же? Ведь убить бы могли? - нахмурила брови.

- И убил бы... Не попал только.

- Ну, что вы! Зачем?

Вот она смотрит на него удивленно и недоверчиво, и ему начинает казаться, что он никогда не мог бы убить Нарциса, не думал убивать, - просто выстрелил куда-то в ночь.

- Конечно, не убил бы, - соглашается он. - Зачем? - И радостно видеть, какие у нее глаза, благодарные, легкие, распустившиеся, как полевые цветы после дождя.

- Коробочку-то я вам дала, дайте-ка сюда! Совсем забыла, - сказала старуха.

Голос у нее теперь был уже неприкрытый, грубый, злой; даже и не женский, а какой-то бесполый, жужжащий. Серые растрепанные волосы отовсюду с плоской головы сползли на блузу, замасленную спереди, и протянулись вперед, как деревянные обломки, руки, на которых нельзя было различить, сколько пальцев, - восемь или один.

Бабаев достал коробку из кармана. Была она легкая. Подумал: "Что в ней? Векселя? Процентные бумаги?.. Жаль, не посмотрел!.."

- А я думал, это вы мне в подарок, - с усилием сказал он.

- Ну да! Еще бы, такие подарки делать! - качнула головой старуха.

Бабаев вдруг вспомнил, что точно так же, вверх и влево, качала головой Надежда Львовна, и тут же забыл об этом.

- Да и не за что дарить, - сказал он, - только напугал вас Нарцисом.

- И то правда, не за что пока... Заслужите.

- Ночь велика, - криво улыбнулся Бабаев, - заслужу еще... Или, может быть, не дай бог?..

Бабаев сидел одетый, шинель жала ему плечи, но ощущение было привычное, точно на дежурстве или в карауле. И там тоже не раздеваются, потому что чего-то ждут. Только там без этого мучительного любопытства, без этого острого нажима глаз.