Сергей Сергеев-Ценский - Горячее лето (Преображение России - 11)

Как студент, отлично подготовившийся к экзамену, прочно зажавший в извилины мозга множество требуемых знаний, бывает настроен самоуверенно и смотрит весело на одних, снисходительно на других из своих товарищей, а на профессоров-экзаменаторов даже с некоторым задором, так и Гильчевский, предусмотревший, по его мнению, все, что можно было предусмотреть, и всюду наладивший дело близкого боя так, что он не мог окончиться ничем другим, кроме как полной победой, был оживлен и весел, встречая командиров своих атакующих полков у входа в свой штаб в Копани.

- Я вас таким старым польским медом угощу, господа, - здравствуйте, что только ахнете, уверяю!.. Впрочем, не надейтесь, что много вам дам, только по-про-бо-вать, а то, пожалуй, из-за стола не встанете, и куда же вы завтра тогда годитесь?

Говоря это, Гильчевский наблюдал в то же время выражение лиц обоих полковников и заметил, что Добрынин улыбался открыто всем своим широковатым в скулах лицом, а Татаров напрасно старался выжать откуда-то из затвора улыбку, и она вышла только наполовину, косяком, и застряла, - ни то, ни се, - и тут же ушла снова в затвор.

Это было ново в таком обычно уравновешенном, энергичном, полнокровном человеке, как Татаров, притом же любителе в хорошую минуту покутить на кавказский манер, и Гильчевский про себя отметил это.

Перед стопкою старого польского меда завязал он, конечно, вполне деловой разговор.

- Я надеюсь, господа, что вы оба досконально изучили свои участки атаки: вы (обращаясь к Добрынину) - переправу против деревни Вербень, вы (обращаясь к Татарову) - переправу между деревней Вербень и деревней Пляшево.

- Так точно, - молодцевато отозвался на это Добрынин, а Татаров сказал глухим, плохо повинующимся ему голосом:

- Трудный участок вы мне отвели, ваше превосходительство.

- Трудный? Чем трудный? - удивленно насторожился Гильчевский.

- Как же не трудный! Там почти сразу за переправой - лес.

- Ну, какой же это лес, - роща, - постарался как можно мягче поправить Татарова Гильчевский.

- Лес или роща, - эта разница большого значения не имеет, то есть на какую глубину там идут деревья, - возразил Татаров. - Пусть идут хоть всего на четверть версты, - там противник может ко времени атаки целую бригаду спрятать.

- Ну-ну-ну! Так уж и бригаду! - пытался обернуть это в шутку Гильчевский.

Но Татаров продолжал упорно, кивая на Добрынина:

- Против четыреста второго полка - там место почти открытое...

- Почти, однако же не совсем! - подхватил Гильчевский.

- Все-таки же нет леса!

- То есть рощи, - опять склоняясь к шутливости, поправил Гильчевский.

- Это все равно... А между тем...

- А между тем, - перебил Гильчевский, - что же прикажете в таком случае делать, если там роща? Ведь прочешут эту рощу насквозь наши легкие батареи перед тем, как вашему полку идти в атаку.

- А между тем, - точно не расслышав, договорил, что начал было, Татаров, - и для моего полка, и для четыреста второго вы назначили прикрытие одинаковой силы - батальон.

- А если я считаю батальоны эти неодинаковой силы, а ваш гораздо более сильным, тогда что вы скажете? - начиная уже немного раздражаться, заметил Гильчевский, но Татаров продолжал так же упрямо, как начал.

- Считать, разумеется, нужно число штыков, - пусть даже и грубый счет, - а не геройство, которого может ведь как раз и не оказаться, - возразил Татаров.

- Э-э, послушайте, да на вас, я вижу, какой-то просто спорный стих напал! - еще раз попробовал взять шутливый тон Гильчевский. - Комары, что ли, вас искусали?

- Комары, ваше превосходительство, это, конечно, само собою, - не улыбнулся все-таки и на это Татаров, - они тоже внесут ночью свою долю задержки; но дело не столько в них, сколько...

- А ну-ка, Архипушкин! Давай-ка, бестия, меду сюда! - не дослушав Татарова, закричал в другую комнату, обращенную в кухню, Гильчевский.

И на подносе, честь-честью, Архипушкин внес закупоренную крепко и залитую с горлышка черным сургучом кубастую бутылку старого меда.

К распитию этой бутылки подошел и Протазанов. Не зная еще, как настроен Татаров, он сказал неожиданно для Гильчевского:

- По всем данным и выкладкам понесем мы в этом деле очень большие потери.

- Вы думаете? - спросил Добрынин, про себя, конечно, вполне с ним соглашаясь, а Татаров поддержал уверенно:

- Только слепой этого может не видеть.

Гильчевский делал вид, что очень занят тем, как Архипушкин отбивает черенком складного ножа со штопором сургуч, потом стал следить, правильно ли, не вкось ли он вводит в пробку штопор. Но вот зажал он бутылку между колен, сделал страшное лицо - глаза навыкат, даже покраснел от натуги, и наконец, точно пистолетный выстрел раздался, из горлышка показался дымок.

- Дым столетий! - возбужденно вскрикнул Гильчевский. - Ну-ка, содвинем бокалы! (Архипушкин очень проворно и умело налил меду в стопки.) За полную удачу завтрашней операции, господа!

"Содвинули бокалы", но все, как по команде, сначала пригубили, переглянулись, качнули головами и только после всего этого медленно стали втягивать густую хмельную душистую влагу.

- Д-да, это - напиток! - сказал Добрынин, на котором остановил спрашивающий, блестящий возбуждением взгляд Гильчевский.

- Да, конечно, - немногословно хотя, но с явным одобрением напитку поддержал его и Татаров, а Протазанов продекламировал:

- В старину живали деды веселей своих внучат!

- Живали-то живали, а что же они жевали? - подмигнул Архипушкину Гильчевский и усадил всех за стол.

За столом он был очень оживлен, как студент, получивший на экзамене даже от самого придирчивого профессора отличную отметку: он видел, как постепенно расходится то, что отягощало лучшего из его полковых командиров, и он становится веселее и разговорчивей.

А на Протазанова, которому вздумалось во второй раз высказаться по поводу больших потерь, какие ожидают дивизию, он даже прикрикнул:

- Да что вы раскаркались, не понимаю! Разве мы одни будем форсировать Стырь? А десятая дивизия? Ведь она получила понтоны и гораздо раньше нас на том берегу очутится! Какие же особенные потери? Надо только почаще справляться, как у них там идет дело и будет идти дальше; также и со сто пятой дивизией держать связь. Фронт всего корпуса, фронт шириною в семнадцать верст, двинется вдруг сразу на этих каналий, - и что же вы думаете, что они устоят? Такого лататы зададут, что только держись! Только бы конницу, конницу чтобы вовремя вызвать, - э-эх!

- Конницу едва ли на тот берег приманишь, - заметил Татаров.

- Ну вот, опять двадцать пять! Почему именно? - вознегодовал Гильчевский.

- Побоится, что в болотах утонет.

- Да ведь загатим мы болота около мостов досками, - на то же они и лежат, где надо! Загатим для артиллерии нашей!