Константин Писаренко - Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона

Ну а то, что новый патриарх понятия не имел, что делать дальше, нетрудно догадаться, ответив на простой вопрос: когда перенесли в Успенский собор из Чудова монастыря мощи Гермогена? Нет смысла перелистывать Дворцовые разряды и прочий документальный официоз. Определенно можно утверждать одно: до 17 (27) июля 1652 г. к ним не прикасались. Переместили позже {47} 47 РГАДА, ф. 79, оп. 1, кн. 81, л. 133, 576, 576об.; Севастьянова С.К. Переписка новгородского митрополита Никона с царем во время путешествия в Соловецкий монастырь за мощами митрополита Филиппа (март — июль 1652 г.) // Книжные центры Древней Руси. Книжники и рукописи Соловецкого монастыря. СПб., 2004. С. 316, 317, 320-329; Николаевский П.Ф. Путешествие новгородского митрополита Никона в Соловецкий монастырь за мощами святого Филиппа // Христианское чтение. 1885. № 3—4. С. 306-308, 314,320-329; Белокуров С.А. Чин избрания, наречения, благовестия, посвящения и шествия около города патриарха Никона // Христианское чтение. 1882. № 7-8. С. 287-312, 319, 320; МОИДР. 1852. Кн. 13. Отд. 2. С. 53-56; 1853. Кн. 17. С. 198, 199; ДР. СПб., 1852. Т. 3. Стб. 321, 322; СГГД. СПб., 1822. Т. 3. С. 474-478; ААЭ. СПб., 1836. Т. 4. С. 77,491,492; ЗОРИСА. СПб., 1861. Т. 2. С. 510-513; Курц Б.Т. Состояние России в 1650-1655 гг. по донесениям Родеса. М, 1915. С. 107, 109, 110; Сборник Новгородского общества любителей древностей. Новгород, 1914. Вып. 7. С. 77, 96, 103; Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы. М., 1953. Т. 3. С. 216, 221, 226, 227, 234, 238; Выходы государей царей и великих князей Михаила Феодоровича, Алексия Михайловича, Феодора Алексиевича. М., 1844. С. 260, 261; Новиков Н.И. Древняя российская вивлиофика. М., 1788. Ч. 6. С. 223-237. . Только почему-то без той помпы, какую устроили Иову и Филиппу. Мало того. Похоже, чуть ли не втайне. И потому источники не зафиксировали дату важного события. А причина прозаична. Гермогену — жертве польских интервентов — предстояло увенчать кампанию по обретению святых мощей. Шумом вокруг Иова московский народ разогрели, с помощью Филиппа Колычева убедили облечь политической властью патриарха Никона. Для разжигания антипольской и антикатолической истерии, подъема патриотической самоотверженности готовили день памяти Гермогена. Праздник, увы, не сладился. Отмена русско-польской войны автоматически отменила и третье православное торжество: акцентировать всеобщее внимание на виновниках страданий узника Чудова монастыря было уже нецелесообразно.

Какую же все-таки стезю предпочел Никон после интронизации? Как и следовало ожидать, привычную, хорошо знакомую. Он поддержал курс Ванифатьева — Неронова, По едкому замечанию Аввакума, патриарх привечал их, «как лиса: наше вам да здравствуйте!» Насчет «лисы» неистовый протопоп перегнул. Не вина патриарха в том, что «сердечное согласие» между ними продлилось три месяца — срок для Аввакума, конечно, ничтожный, хотя и за столь малый период патриарх трижды посодействовал старым товарищам.

Во-первых, 11 (22) августа ввел «полусухой» закон: «Во всех городех, где были наперед сего кабаки, в болших и в менших, быти по одному кружечному двору. А продавать вино в ведра и в кружки, а чарками продавать — сделать чарку в три чарки и продавать по одной чарке человеку, а болши той указной чарки одному человеку продавать не велели… А в Великой пост и в Успенской, и в воскресенья во весь год вина не продавати. А в Рожественской и в Петров посты в среду и в пятки вина не продавати ж. А священнического и иноческого чину на кружечные дворы не пускать и пить им не продавать… А продавать в летней день после обедни с третьяго часа дни, а запирать за час до вечера. А зимою продавать после обедни ж с третьяго часа, а запирать в отдачу часов денных».

Во-вторых, двумя мерами изолировал иностранные землячества от православной Москвы, сведя к минимуму их влияние на жителей столицы. Для начала, вероятно, в августе распорядился, «чтобы нехристи… не смели бы больше…. ходить в русском платье под страхом, что все непокорные, встреченные на улице в таком платье, будут раздеваемы до нага стрельцами и так бросаемы в тюрьму». А в сентябре предписал всем иностранцам «в течение 4-х недель… выехать из-за городской стены и Земляного вала и поселиться в чистом поле около полумили от Земляного вала».

В конце месяца дьяки Земского приказа уже вовсю межевали участки под дворы в новой иноземной слободе «за Покровскими воротами, за Земляным городом, подле Яузы-реки». Частные дома в черте Москвы, принадлежавшие иноверцам, спешно продавались. Две евангелические кирки, построенные возле Земляного вала, сломали за один вечер стрельцы. Протесты и жалобы со стороны гонимых сподвигли Никона на единственную уступку — дать им не четыре, а восемь недель на сборы. В результате число «неверных», принявших православие, заметно увеличилось.

В-третьих, из имевшихся в августе — октябре 1652 г. трех архиерейских вакансий две получили друзья Неронова.

8 (18) августа Макарий, казначей митрополита Казанского Корнилия, хиротонисован в митрополиты Новгородские и Велико-луцкие. 17 (27) октября епископом Коломенским и Каширским стал игумен Боровского Пафнутьева монастыря Павел. Корнилий с 1647 г. по 1649 г. в ранге игумена управлял Макарьево-Желтоводским монастырем, расположенным под Нижним Новгородом. Обитель эта — альма-матер многих «боголюбцев» кружка Неронова. Пострижениками ее были и Павел Коломенский, и Симеон Тобольский. Корнилий и Симеон в архиереи выбились еще при Ванифатьеве: первый 13 (23) января 1650 г., второй —

9 (19) марта 1651 г. Причем Симеон в архиепископы пожалован из игуменов Пафнутьева монастыря в Боровске, а преемствовал ему казначей Жслтоводского монастыря Павел, будущий епископ Коломенский.

Но самое примечательное состояло в том, что Павел Коломенский — не просто «боголюбец», а «собинный друг» Ивана Неронова, сблизившийся с ним в далекие двадцатые годы, когда оба в нижегородском сельце Кирикове, приселке богатой вотчины Б.И. Морозова Лысково, внимали «учению и разуму» у местного иерея Анания, весьма искусного «в Божественном писании». Иерей тот приходился отцом Иллариону (1632—1707), игумену Флорищевой пустыни, с 1681 г. архиепископу, затем митрополиту Суздальскому и Юрьевскому. Старшего сына Анания, Петра, Неронов потом пригласил к себе в Москву, в клир Казанского собора. А Илларион, в миру Иван, в декабре 1652 г. нашел приют в Коломне, где постригся в монахи и в марте 1653 г. дослужился до иеродьякона и ризничего епископа Коломенского. Отец братьев Ананий в ту пору давно монашествовал под именем Антония в Спасо-Юнгинском монастыре под Козьмодемьянском, не подозревая, что его звездный час впереди.

Из всех трех роковым оказалось именно кадровое решение. Оно нарушило существовавший доселе баланс между иерархами беспартийными и теми, кто симпатизировал «боголюбцам». И очень скоро Никону придется изощряться в искусстве интриги, чтобы выскользнуть из собственноручно сконструированной западни. В какую же ловушку он себя загнал? Мы обнаружим ее, ознакомившись с персональным составом высшего духовенства России на осень 1652 г.