Сергей Сергеев-Ценский - Лаванда

- Па-ап, а пап! Вот!

Пчеловод Покоев подтянул брюки, в которые забрана была синяя рубаха, перепрыгнул через непроходимо лежавшую свинью, прикрикнул на собаку и стал перед гостями, небольшой, подстриженный ежиком, красный с лица, с пытливыми сорокалетними серыми глазами в набрякших веках и с протянутой, неслабой на вид рукой.

Белогуров объяснил ему, как и откуда они сюда попали, и он сразу же стал благодушен и говорлив.

- Пчельник наш хотите посмотреть? Могу показать, вполне могу, - только если вы курящие, не ручаюсь тогда, что какая-нибудь сердитая вас не покусает. Курильщиков и длинноволосых пчелы не любят, - впрочем, вы оба стрижены лучше не надо... Сетку могу вынести, только сетка у меня всего-навсего одна...

- А зачем же собственно нам надо ходить по пчельнику? - сказал Кудахтин. - Мы его и отсюда отлично видим - все ваши двести ульев.

- Двести двадцать, - скромно поправил Покоев, а Белогуров, чтобы быть ближе к цели, воодушевленно щелкнул пальцами:

- Говорят, у вас мед замечательный, из лавандовых цветов!

- А вы уж это слыхали?

- Еще бы! Слухом земля полнится!

- Так что вы, товарищи, может, желаете проверить, так ли оно на самом деле? - понял его Покоев. - Что же, за чем дело стало? Заходите в комнату, могу вас попотчевать, только будет сотовый, зато первой свежести: только нынче утром вырезал.

И он начал расталкивать ногою свинью, которая, впрочем, сочла это за хозяйскую ласку и не вставала, только хрюкала блаженно, покачиваясь, но отнюдь не открывая глаз.

Инженеры остановили его: "Бросьте, переступим!" - и, когда поднялись на ступеньку, Покоев проворно юркнул в комнату, и вот прямо перед собой Белогуров увидел на пороге высокую тонкую русоволосую женщину в просторном синем (из той же материи, как и рубаха ее мужа) платье, перехваченном поясом и с широкими, короткими, только до локтей рукавами.

И хотя в комнате с одним и то небольшим окном, к тому же заставленным от солнца банкой сочного бальзамина, было темновато, но Белогурову показалось вдруг, что где-то и когда-то видел он подобную высокую женщину с русыми волосами.

Это мелькнуло мгновенно, и тут же память сочла это обычной ошибкой, тем более что женщина, усадив гостей за стол, покрытый клеенкой, легконого повернулась и вышла куда-то, а следом за нею вышел и сам Покоев, предоставив неожиданным гостям оглядеться.

Комната была маловата - только стол, три стула и кровати. Должно быть, на одном из стульев лежала гармонья-двухрядка, теперь валявшаяся под одной из кроватей; зеркало на стене; около него веером пришпиленные кнопками несколько выцветших фотографий; на кроватях - покрывала из кисейки; на наволочках красные буквы "П", и вот - домашний очаг и семейный уют.

- Ого! Ка-кой красивый! - ударил в ладоши Белогуров, когда Покоев внес и поставил на стол большое блюдо с сотовым медом.

- А соты какие чистые, а? Никогда я таких не видал за всю свою жизнь? поддержал товарища Кудахтин. - Только нельзя ли к такому меду стаканчик водицы похолоднее?

- Чего другого, а воды у нас хватит: полный колодезь! - радушно отозвался пчеловод, и Кудахтин, сказав: "Вот это здорово, брат!" - сильно хлопнул по спине Белогурова.

Высокая женщина в синем тонкими голыми руками расставила и разложила на столе тарелки, ножи и вилки. Белогуров присмотрелся к ее продолговатому лицу, на котором не было никаких следов загара, и к этим подстриженным вровень с узким подбородком, подвитым домашним способом волосам, и опять ему показалось вдруг ясно - где-то видел.

Она сказала:

- Ну вот, теперь все, кажется, в порядке... Ах да, еще воды вам хо-лод-ной. Хорошо, сейчас будет вода.

Но воду вносил уже сам Покоев в белом с цветочками кувшинчике и два граненых стакана, а Белогурову и самый этот голос, грудной и негромкий, какой он услышал, и растяжка слова "холодной" показались настолько знакомыми, как будто слышал это совсем недавно.

Между тем Кудахтин уже отрезал кусок сот, еще не пробовал его, только держал перед собой на вилке, отправляя в рот глоток за глотком холодную воду, а уж на потном огненном лице его сияло блаженство.

Потом наперебой оба начали хвалить мед:

- Вот так лаванда! Тут ради одного только меду такого еще бы тысяч десять га лаванды надо развесть!

Покоевы сидели рядом около двери, она на стуле, он на табуретке, откуда-то внесенной; Белогуров приходился к ним боком.

Мед действительно казался ему изумительного запаха и вкуса, вода тоже единственной по своим достоинствам водой, но даже и увлеченный этим небывалым соединением такого меда с такой водой, он вдруг быстро повернул голову к женщине, почувствовав на себе ее слишком внимательный, изучающий взгляд.

Бесспорным показалось вдруг, что он не только видел ее где-то, но даже часто видел ее или не ее, но что-то было очень знакомое даже в этих тонких руках с угловатыми девическими локтями, хотя женщине было на вид уже за тридцать лет... Но самое знакомое было почему-то в очертаниях губ ее, прикрывавшихся как-то неплотно.

Покоев же между тем говорил:

- Пчеловодом сюда поступила сначала моя жена... Потянуло ее почему-то в эти места, а до того мы хотя тоже в Крыму, но в степной части жили. Потом, конечно, и меня сюда же перетащила. Она училась пчеловодству в техникуме, а я - пчеловод-практик с самого детства. Так мы тут всего хотя один только год, а пасеку увеличили почти вдвое... И у нас все ульи чистенькие, и гнильца, как в других тут в окрестности пчельниках, у нас и в заводе нет. Все ульи окурены... С будущего года, одним словом, пчельник наш серьезный доход совхозу будет давать, а потом год от году больше и больше.

Высасывая мед из сотов и запивая его щедро водою, Белогуров не столько слушал Покоева, сколько усиленно думал, где и когда это было, что он встречал, и как будто даже часто, его жену.

Когда он взглядывал на нее, то неизменно наталкивался на пристальный взгляд ее голубых, правда, уже выцветающих, но насупленных, как у Володьки, будто тоже вспоминающих глаз...

И вдруг она сказала ему:

- Послушайте, товарищ, а вы часом не из этих ли мест родом?

- Гм... Вот видите, - заулыбался Белогуров, - а я тоже смотрю на вас и думаю: где-то, кажется, мы встречались с вами! Только в этих местах я был лет шестнадцать назад, а после уж не приходилось.

- Шестнадцать лет?.. В двадцатом, значит?.. Ну, тогда так и есть! Мы с тобой в одном отряде партизанами были!.. Я тебя по твоим толстым губам узнала!

И женщина вдруг закраснелась, просияв, и стала девически молодою.

- Катя! - вскрикнул Белогуров, и, едва успев выплюнуть на тарелку воск, который жевал, он вскочил и протянул обе руки женщине.

Он хотел поцеловать ее крепко в эти неплотно сходящиеся, увядающие уже губы, но она наклонила голову, как под ударом, и своими толстыми губами он только коснулся белого ряда среди волос на ее затылке, а руки его охватили ее узкие покатые плечи.