Сергей Сергеев-Ценский - Устный счет

- Верка! Верка! - позвал ее Иван Петров, заглянув в конуру.

Собака не отозвалась.

Старики умывались около колодца. Все еще серое было кругом, невидное. Ряд молодых кипарисов, как солдаты в шеренге, купа миндальных деревьев, как стог сена. Поздно взошедшая щербатая луна еще светила чуть-чуть, и облака около нее мчались сломя голову к востоку, который еще не краснел, а чуть-чуть начинал белеть.

Иван Петров зевнул и хриповато сказал Семенычу:

- Что же, я чувствительность имею, я сознаю: какие люди хотя и очень старые, ну, если они себя соблюдают и на бумажку все выводят, они тоже жить еще могут... В тепле, в сухе и кусок хлеба непереводной... А нашему брату, хотя бы и молодому, - куда податься? Везде скрутно стало. Тут, говорят, не за мою память, людей тыщи кормились на перекопке, а теперь что? У кого какой кусочек земли есть, там и ковыряет.

- Ты - малый, силу имеющий... Тебе бы в артель куда на пристань груз тяжелый таскать, - вот куда, а не то что в земле возиться.

- Ну да, вот об том же и я думаю... Ну, прощай, дед... Может, еще когда зайду на ночевку.

Иван Петров протянул Семенычу руку, и только тут старик вспомнил, как не хотел входить к ним кто-то другой, и спросил:

- А товарищ твой спит в доме все или же ушел уж?

- Товарищ?.. Спит если, пущай продолжает, а ушел - с богом... Угу... места здесь дикие... Этим трактом через горы какая местность будет?

- А там степя пойдут... На Карасубазар дорога... на Феодосию... Степя ровные... А насчет товарища, стало быть, ты сбрехал?

- Может, и сбрехал... Так вот и вся жизнь наша идет: стесни-тельно и без-рас-четно!.. А горы же тут как?.. Не шибко высокие?

Присмотрелся Иван Петров к темневшей гряде гор и сам себе ответил:

- Ну, одним еловом, не Кавказ!.. С тем и до свидания...

И когда пошел он, Семеныч, зорко за ним глядевший, не захватил бы мимоходом лопату или кирку, увидел, что он прихрамывает немного на левую ногу, и сказал фыркающему у колодца Гавриле:

- Обманул он нас - один он был!..

- А я тебе что говорил? - вскинулся Гаврила. - Не говорил я тебе: связать его надо?

- Связать?!. На это ж надо силу иметь такого связать, - кротко вставил Нефед, вытиравший голое личико грязной тряпочкой.

А Семеныч только махнул рукой и, в одежде менее заметно горбатый, в ушатой шапке, семеня двинулся к безоконному дому посмотреть на всякий случай, нет ли там товарища Ивана Петрова.

Он обошел только нижний этаж, на верхний же по сомнительной лестнице не поднимался, да и незачем было подыматься: нигде не было грязных следов.

II

В этот день дождь начался часов с десяти утра и сначала шел мелкий, ленивый, так что Семеныч говорил о нем: "По-ден-щину отбывает!" Но к вечеру начал барабанить частый, крупный, спорый, и Семеныч, выйдя с объедками к Верке, сообщительно сказал ей:

- Ну, Верочка, этот уж начал сдельно работать... Поэтому, раз твой дом не дает течи, лежи себе спи!..

Но Верка залаяла яростно, когда совершенно стемнело и зажгли уже лампочку старики. От лампочки через дверь ворвалась на двор золотая, пропыленная дождем полоса, а в полосе этой показалась женщина и, подойдя, сказала Нефеду, который стоял в это время на пороге:

- Мир вам, и мы к вам!

- Та-ак... это... по какой же причине? - испугался Нефед.

- Так говорится... Пропускай, не стой в воротах, - видишь: шпарит!

Нефед попятился внутрь, и женщина появилась перед Семенычем и Гаврилой и сказала им певуче, но с хрипотой:

- Не ждали - не гадали?.. Здравствуйте вам!

Она была в плаще поверх теплой одежды. Мокрое лицо ее блестело, плащ тоже, и с него струилась вода.

Нефед закрыл дверь, Семеныч поднялся из-за стола, Гаврила сдвинулся с табуретки, на которой сидел, и опустил вниз длинные руки, соображая, стоит ли ему вытягиваться во весь длинный рост, или не стоит, и три старика разглядывали женщину, каждый про себя решая, учительница она, или агроном, или фельдшерица, или служит она в финотделе, которому оказалось так поздно и в такой дождь неотложное дело до них, живущих уединенно.

Но женщина отстегнула верхний крючок плаща, расстегнула пуговицы пальто и начала стягивать с себя то и другое вместе, а когда промокшее и прилипшее к платью пальто не снялось так быстро, как ей хотелось, она крикнула вдруг низко и совсем хрипло:

- Тяните, что ли, черти!.. Обращения с женщиной не знаете!

К этому добавила она более крепкое, такое, что Нефед кашлянул, Гаврила крякнул, а Семеныч протянул облегченно за всех:

- Ну, во-от!.. А мы-то думали, служащая власть какая!

И услужливо, но не торопясь, помог ей раздеться, предусмотрительно спросив:

- Ты одна или с тобой еще товарищ какой?

- Татарин там, черт!.. На дороге остался... Такая справа паршивая, что переднее колесо сломал...

И женщина тут же хозяйственно стала щупать, тепла ли плита.

- Конечно, без колеса не поедешь, - согласился Семеныч.

Кроткий Нефед заступился за татарина:

- Дорога у нас тут - ямы одни!

А Гаврила спросил мрачно:

- Татарин этот тоже к нам заявится?

- Татарин верхом в город хочет, а линейку бросает... Черт с ним, пускай едет верхом...

И вдруг, как старший, добавила женщина:

- А ну-ка, кто из вас бойчей? Клади дров в печку, отогреваться-сушиться буду!..

- Ну-ка-ет! - подхватил Гаврила. - Ты это нам что - дров привезла?

- Ах, злыдень! - покачала головой женщина. - Видишь - нитки на мне сухой нет? Что тебе, чертушка, двух полен жалко?

- У нас полен не бывает... У нас хворост, - объяснил ей Нефед.

- Ну что ж... Еще лучше!.. Пылко гореть будет... Тащи!

И слегка ударила его по узкому сухому плечу женщина.

Нефед взглянул на Семеныча, - тот кивнул головой:

- Раз человек промок, - первое дело ему сухость нужна...

И Нефед достал в сенях охапку хвороста.

Женщина осталась в одном только ситцевом платье, кое-где голубом, на плечах же, где оно прилипло, темном. Лицо ее, вытертое о кофточку, сплошь зарозовело. На правой щеке оказалась крупная родинка; мокрые короткие русые волосы, прямой нос, серые глаза; не из высоких, не из полных; лет двадцати двух-трех, не больше.

Она сунула руку в карман платья, достала коробку папирос, но коробка размякла, папиросы склеились, и она бросила коробку в угол, сказав Семенычу:

- Верти кручонку, дед!

- Из чего это "верти"? - удивился Семеныч.

- Что-о?.. Та-ба-ку нет?.. Врешь, небось?.. Ну, хоть из махорки валяй.

- А махорки где взять прикажешь?

- Тоже нету?

- Не водится у нас...

Женщина выругалась еще сложнее, и в то время как Нефед покорно ломал на колене хворост, Гаврила ворчал:

- Какого черта!.. Лезет всякий со своими командами!.. Что у нас гостиница или двор постоялый?

Сухой хворост, брошенный на тлевшие угли, запылал ярко, и женщина начала быстро и ловко расстегивать и стаскивать платье.

В рубашке, обшитой узким кружевом, она стала еще деловитее. Она устроила на табурете перед дверцей плиты свою юбку и блузку и, оглянувшись кругом, где бы сесть, чтобы снять высокие заляпанные грязью ботинки, шлепнулась на топчан Семеныча.