Мигель Сервантес - Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 1)

9 Джованни Андреа - генуэзский военачальник, руководивший в Лепантском сражении правым флангом соединенной эскадры.

10 ...и не по вине или по небрежению нашего адмирала... - то есть Хуана Австрийского.

11 Корсар Рыжая Борода - турецкий пират, адмирал турецкого флота. Его сын Гасан-паша правил Алжиром. Тут идет речь не о Гасан-паше, а о внуке Рыжей Бороды, Магомет-бее, который и был капитаном судна, о чем рассказывает пленник. Магомет-бей отличался крайней жестокостью.

12 Мулей - арабское слово, означающее "мой господин", "мой наставник". Звание "мулей" присваивалось арабским халифам и лицам царского происхождения.

13 Голета - форт, защищавший вход в Тунисскую гавань. После захвата его испанцами в 1535 г. в нем оставлен был испанский гарнизон. Когда Венеция заключила в 1573 г. мир с Турцией, король Филипп II направил дона Хуана Австрийского в Голету для руководства фортификационными работами. Но предпринятые в 1574 г. атаки со стороны турецкого флота нарушили планы Филиппа II.

14 Габриеле Червеллон - миланский дворянин, градоправитель Туниса, был взят турками в плен после захвата Голеты и Туниса. По освобождении из плена служил в испанских войсках в Голландии. Умер в 1580 г. в Милане.

15 Пагано Дориа - брат Андреа Дориа, участвовал в сражении при Лепанто, погиб при защите Голеты. Его "необычайное добросердечие" по отношению к брату выразилось в том, что он отказался в пользу последнего от своих огромных богатств.

16 Табарка - приморское селение на северном побережье Африки. При осаде Туниса командующим турецким флотом был Улудж-Али (см. выше). Описанный поступок Улудж-Али объясняется вернее всего его алчностью, а не благородством: он был раздосадован тем, что со смертью Дориа утратил возможность получить за него большой выкуп.

ГЛАВА XL,

в коей следует продолжение истории пленника

Вам, кто за веру отдал жизнь свою;

Чьи души, сбросив свой покров телесный,

Взнеслись на крыльях в высший круг небесный

И днесь блаженство обрели в раю;

Вам, кто в далеком и чужом краю

Служил отчизне преданно и честно;

Кто море и пески страны окрестной

Окрасил в кровь - и вражью, и свою;

Вам не отвага - силы изменили,

И ваше поражение в борьбе

Победою считаем мы по праву.

Здесь, меж руин, вы тлеете в могиле.

Стяжав ценою гибели себе

Бессмертье в мире том, а в этом славу.

- Да, это тот самый сонет, - заметил пленник.

- А вот, если память мне не изменяет, о форте, - сказал кавальеро.

Здесь, на песке бесплодном, где во прах

Низринул башни вихрь огня и стали,

Три тысячи бойцов геройски пали,

И души их теперь на небесах.

Не ведали они, что значит страх,

И верх над ними взял бы враг едва ли,

Когда б они рубиться не устали

И не иссякла сила в их руках.

Немало бед, в горниле войн пылая,

И встарь и ныне видел этот край,

Который кровь обильно оросила,

Но никогда земля его скупая

Столь смелых душ не воссылала в рай

И тел столь закаленных не носила.

Все одобрили эти сонеты, и пленник, порадовавшись вестям о своем товарище, продолжал рассказ:

- Итак, Голета и форт пали, и турки отдали приказ сровнять Голету с землею (форт находился в таком состоянии, что там уже нечего было сносить), и, чтобы ускорить и облегчить работу, с трех сторон подвели под Голету подкоп, но что до сего времени казалось наименее прочным, то как раз и не взлетело на воздух, а именно - старые крепостные стены, все же, что осталось от новых укреплений, воздвигнутых Фратино1, мгновенно рухнуло. Наконец эскадра с победой и славой возвратилась в Константинополь, а несколько месяцев спустя умер хозяин мой Улудж-Али, по прозванию Улудж-Али-Фарташ, что значит по-турецки шелудивый вероотступник, ибо таковым он был на самом деле, турки же имеют обыкновение давать прозвища по какому-либо недостатку или же достоинству - и это потому, что у них существует всего лишь четыре фамилии, ведущие свое происхождение от Дома Оттоманов, тогда как прочим, повторяю, имена и фамилии даются по их телесным недостаткам или же душевным качествам. Так вот этот самый Шелудивый, будучи рабом султана, целых четырнадцать лет просидел за веслами, а когда ему было уже года тридцать четыре, он, затаив злобу на одного турка, который как-то раз на галере ударил его по лицу, отрекся от своей веры, дабы иметь возможность отомстить обидчику. Достоинства же его были столь велики, что он, и не прибегая к окольным путям, которыми приближенные султана обыкновенно пользуются, стал королем алжирским, а затем генерал-адмиралом, то есть занял третью по степени важности должность во всей империи. Родом он был из Калабрии, сердце имел доброе и со своими рабами обходился по-человечески, а рабов у него было три тысячи, и после его смерти, согласно оставленному им завещанию, их распределили между султаном, который почитается наследником любого из умерших своих подданных и получает равную с сыновьями покойного долю, и вероотступниками, состоявшими у Улудж-Али на службе. Я же достался одному вероотступнику родом из Венеции, - он был юнгой на корабле, когда его захватил в плен Улудж-Али, и вскоре он уже вошел к Улудж-Али в доверие, сделался одним из любимых его советников, а в конце концов превратился в самого жестокого вероотступника, которого когда-либо видел свет. Звали его Гасан Ага2, и стал он весьма богат, и стал он королем Алжира. С ним я и отбыл туда из Константинополя, отбыл не без удовольствия, ибо Алжир совсем близко от Испании, - впрочем, я никому не собирался писать о своей недоле, я только надеялся, что в Алжире судьба будет ко мне благосклоннее, нежели в Константинополе, где я тысячу раз пытался бежать - и все неудачно. Так вот, в Алжире я рассчитывал найти иные способы осуществления того, о чем я так мечтал, ибо надежда обрести свободу никогда не оставляла меня, и если то, что я замышлял, обдумывал и приводил в исполнение, успеха не имело, я не падал духом и тотчас цеплялся и хватался за какую-нибудь другую надежду, пусть слабую и непрочную. Это меня поддерживало в алжирском остроге, или, как его называют турки, банья, куда сажают пленных христиан - как рабов короля и некоторых частных лиц, так и рабов алмахзана, то есть рабов городского совета, которых посылают на работы по благоустройству города и на всякие другие работы и которым особенно трудно выйти на свободу, ибо они принадлежат общине, но не отдельным лицам, так что если б даже они и достали себе выкуп, то все равно им не с кем было бы начать переговоры. В этих тюрьмах, как я уже сказал, содержатся рабы и некоторых частных лиц из местных жителей, преимущественно такие, за которых надеются получить выкуп, ибо здесь их работать не приневоливают, а глядят за ними в оба до тех пор, пока не придет выкуп. Так же точно и рабов короля, за которых ждут выкуп, посылают на работы вместе со всеми, только если выкуп запаздывает; в сем случае для того, чтобы они более решительно добивались выкупа, их принуждают работать и посылают вместе с прочими рубить лес, а это труд нелегкий.