Мигель Сервантес - Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 1)

7 Лиценциат - лицо, получившее диплом об окончании университета.

ГЛАВА VI

О тщательнейшем и забавном осмотре, который священник и цирюльник произвели в книгохранилище хитроумного нашего идальго

Тот все еще спал. Священник попросил у племянницы ключ от комнаты, где находились эти зловредные книги, и она с превеликою готовностью исполнила его просьбу; когда же все вошли туда, в том числе и ключница, то обнаружили более ста больших книг в весьма добротных переплетах, а также другие книги, менее внушительных размеров, и ключница, окинув их взглядом, опрометью выбежала из комнаты, но тотчас же вернулась с чашкой святой воды и с кропилом.

- Пожалуйста, ваша милость, сеньор лиценциат, окропите комнату, - сказала она, - а то еще кто-нибудь из волшебников, которые прячутся в этих книгах, заколдует нас в отместку за то, что мы собираемся сжить их всех со свету.

Посмеялся лиценциат простодушию ключницы и предложил цирюльнику такой порядок: цирюльник будет передавать ему эти книги по одной, а он-де займется их осмотром, - может статься, некоторые из них и не повинны смерти.

- Нет, - возразила племянница, - ни одна из них не заслуживает прощения, все они причинили нам зло. Их надобно выбросить в окно, сложить в кучу и поджечь. А еще лучше отнести на скотный двор и там сложить из них костер, тогда и дым не будет нас беспокоить.

Ключница к ней присоединилась, - обе они страстно желали погибели этих невинных страдальцев; однако ж священник настоял на том, чтобы сперва читать хотя бы заглавия. И первое, что вручил ему маэсе Николас, это Амадиса Галльского в четырех частях.

- В этом есть нечто знаменательное, - сказал священник, - сколько мне известно, перед нами первый рыцарский роман, вышедший из печати в Испании, и от него берут начало и ведут свое происхождение все остальные, а потому, мне кажется, как основоположника сей богопротивной ереси, должны мы без всякого сожаления предать его огню.

- Нет, сеньор, - возразил цирюльник, - я слышал другое: говорят, что это лучшая из книг, кем-либо в этом роде сочиненных, а потому, в виде особого исключения, должно его помиловать.

- Ваша правда, - согласился священник, - примем это в соображение и временно даруем ему жизнь. Посмотрим теперь, кто там стоит рядом с ним.

- Подвиги Эспландиана,1 законного, сына Амадиса Галльского, - возгласил цирюльник.

- Справедливость требует заметить, что заслуги отца на сына не распространяются, - сказал священник. - Нате, сеньора домоправительница, откройте окно и выбросьте его, пусть он положит начало груде книг, из которых мы устроим костер.

Ключница с особым удовольствием привела это в исполнение: добрый Эспландиан полетел во двор и там весьма терпеливо стал дожидаться грозившей ему казни.

- Дальше, - сказал священник.

- За ним идет Амадис Греческий, - сказал цирюльник, - да, по-моему, в этом ряду одни лишь Амадисовы родичи и стоят.

- Вот мы их всех сейчас и выбросим во двор, - сказал священник. - Только за то, чтобы иметь удовольствие сжечь королеву Пинтикинестру, пастушка Даринеля с его эклогами и всю эту хитросплетенную чертовщину, какую развел здесь автор, я и собственного родителя не постеснялся бы сжечь, если бы только он принял образ странствующего рыцаря.

- И я того же мнения, - сказал цирюльник.

- И я, - сказала племянница.

- А коли так, - сказала ключница, - давайте их сюда, я их прямо во двор.

Ей дали изрядное количество книг, и она, щадя, как видно, лестницу, побросала их в окно.

- А это еще что за толстяк? - спросил священник.

- Дон Оливант Лаврский,2 - отвечал цирюльник.

- Эту книгу сочинил автор Цветочного сада, - сказал священник. Откровенно говоря, я не сумел бы определить, какая из них более правдива или, вернее, менее лжива. Одно могу сказать: книга дерзкая и нелепая, а потому - в окно ее.

- Следующий - Флорисмарт Гирканский,3 - объявил цирюльник.

- А, и сеньор Флорисмарт здесь? - воскликнул священник. - Бьюсь об заклад, что он тоже мгновенно очутится на дворе, несмотря на чрезвычайные обстоятельства, при которых он произошел на свет, и на громкие его дела. Он написан таким тяжелым и сухим языком, что ничего иного и не заслуживает. Во двор его, сеньора домоправительница, и еще вот этого заодно.

- Охотно, государь мой, - молвила ключница, с великою радостью исполнявшая все, что ей приказывали.

- Это Рыцарь Платир,4 - объявил цирюльник.

- Старинный роман, - заметил священник, однако ж я не вижу причины, по которой он заслуживал бы снисхождения. Без всяких разговоров препроводите его туда же.

Как сказано, так и сделано. Раскрыли еще одну книгу, под заглавием Рыцарь Креста.5

- Ради такого душеспасительного заглавия можно было бы простить автору его невежество. С другой стороны, недаром же говорится: "За крестом стоит сам дьявол". В огонь его!

Цирюльник достал с полки еще один том и сказал:

- Это Зерцало рыцарства.6

- Знаю я сию почтенную книгу, - сказал священник. - В ней действуют сеньор Ринальд Монтальванский со своими друзьями-приятелями, жуликами почище самого Кака, и Двенадцать Пэров Франции вместе с их правдивым летописцем Турпином7. Впрочем, откровенно говоря, я отправил бы их на вечное поселение - и только, хотя бы потому, что они причастны к замыслу знаменитого Маттео Боярдо8, сочинение же Боярдо, в свою очередь, послужило канвой для Лодовико Ариосто, поэта, проникнутого истинно христианским чувством, и вот если мне попадется здесь Ариосто и если при этом обнаружится, что он говорит не на своем родном, а на чужом языке, то я не почувствую к нему никакого уважения, если же на своем, то я возложу его себе на главу.

- У меня он есть по-итальянски, - сказал цирюльник, - но я его не понимаю.

- И хорошо, что не понимаете, - заметил священник, - мы бы и сеньору военачальнику9 это простили, лишь бы он не переносил Ариосто в Испанию и не делал из него кастильца: ведь через то он лишил его многих природных достоинств, как это случается со всеми, кто берется переводить поэтические произведения, ибо самому добросовестному и самому искусному переводчику никогда не подняться на такую высоту, какой достигают они в первоначальном своем виде. Словом, я хочу сказать, что эту книгу вместе с прочими досужими вымыслами французских сочинителей следует бросить на дно высохшего колодца, и пусть они там и лежат, пока мы, по зрелом размышлении, не придумаем, как с ними поступить; я бы только не помиловал Бернардо делъ Карпъо,10 который, уж верно, где-нибудь тут притаился, и еще одну книгу, под названием Ронсеваль:11 эти две книги, как скоро они попадутся мне в руки, тотчас перейдут в руки домоправительницы, домоправительница же без всякого снисхождения предаст их огню.

Цирюльник поддержал священника, - он почитал его за доброго христианина и верного друга истины, который ни за какие блага в мире не станет кривить душой, а потому суждения его показались цирюльнику справедливыми и весьма остроумными. Засим он раскрыл еще одну книгу: то был Пальмерин Оливский,12 а рядом с ним стоял Пальмерин Английский. Прочитав заглавия, лиценциат сказал: