Мигель Сервантес - Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)

- Я к тому и вел, - молвил Санчо. - А теперь скажите, что доблестнее: воскресить мертвого или же убить великана?

- Ответ напрашивается сам собой, - отвечал Дон Кихот, - доблестнее воскресить мертвого.

- Вот я вас и поймал, - подхватил Санчо. - Стало быть, тот, кто воскрешает мертвых, возвращает зрение слепым, выпрямляет хромых и исцеляет недужных, тот, перед чьей гробницей горят лампады и у кого в часовне полно молящихся, которые поклоняются его мощам, тот, стало быть, заслужил и в этом и в будущем веке получше славу, нежели какую оставили и оставляют по себе все языческие императоры и странствующие рыцари, сколько их ни было на свете.

- Я с этим вполне согласен, - сказал Дон Кихот.

- Значит, такова слава, благодатная сила и, как это еще говорят, прерогатива тела и мощей святого, - продолжал Санчо, - что с дозволения и одобрения святой нашей матери-церкви в часовне у него и лампады, и свечи, и саваны, и костыли, и картины, и пряди волос, и глаза, и ноги, - и все это для усиления набожности и для упрочения христианской его славы. Короли на своих плечах переносят тело, то есть мощи, святого, лобызают кусочки его костей, украшают и обогащают ими свои молельни и наиболее чтимые алтари.

- Какой же вывод из всего тобою сказанного, Санчо? - спросил Дон Кихот.

- Вывод такой, - отвечал Санчо, - что нам с вами надобно сделаться святыми, тогда мы скорей достигнем доброй славы, к которой мы так стремимся. И знаете что, сеньор: вчера, не то третьего дня (одним словом, на днях) причислили к лику святых двух босых монашков, и вот теперь за великое почитается счастье приложиться или прикоснуться к железным цепям, коими они ради умерщвления плоти препоясывались, и нынче цепи эти, сколько мне известно, в большем почете, нежели Роландов меч, что хранится в арсенале короля, богохранимого нашего государя. Так что, сеньор, лучше быть смиренным монашком какого ни на есть ордена, нежели храбрым, да еще и странствующим рыцарем, и ежели раз двадцать хлестнуть себя бичом, то это лучше до бога доходит, нежели двадцать тысяч раз хватить копьем все равно кого: великана, чудовище или же андриака.

- Все это справедливо, - заметил Дон Кихот, - но не все же могут быть монахами, да и пути, по которым господь приводит верных в рай, суть многоразличны. Рыцарство - тот же монашеский орден: среди рыцарей есть святые, вечного сподобившиеся блаженства.

- Так, - молвил Санчо, - но только я слыхал, будто в раю больше монахов, нежели рыцарей.

- Это объясняется тем, что иноков вообще больше, нежели рыцарей, - сказал Дон Кихот.

- Странствующих тоже много, - возразил Санчо.

- Много, - подтвердил Дон Кихот, - однако ж немногие достойны именоваться рыцарями.

В таких и тому подобных разговорах прошли у них ночь и следующий день, без каких-либо внимания достойных происшествий, что весьма Дон Кихота опечалило. Наконец, на другой день к вечеру, их взорам открылся великий город Тобосо, при виде коего Дон Кихот взыграл духом, Санчо же духом пал, ибо он не имел понятия, где живет Дульсинея, и ни разу в жизни ее не видел, как не видел ее, впрочем, и его господин; таким образом, оба они пребывали в волнении: один оттого, что стремился ее увидеть, а другой - оттого, что ни разу не видел ее, и никак не мог Санчо придумать, что ему предпринять, когда сеньор пошлет его в Тобосо. В конце концов Дон Кихот положил не вступать в город до наступления ночи, и временно они расположились в дубраве близ Тобосо, а когда положенный срок пришел, то вступили в город, и тут с ними случилось то, что непременно должно было случиться.

1 ...стихи нашего поэта... - Имеется в виду Гарсиласо де ла Вега.

2 Ротонда. - Римский Пантеон, храм Юпитера, который служит ныне местом погребения знаменитых людей и королей Италии.

3 Гораций. - Имеется в виду Гораций Коклес, который с отрядом римлян защищал мост через Тибр во время войны Рима с Порсеной и оказался отрезанным от римского войска.

4 Муций. - В то время, когда Рим был осажден этрусским царем Порсеной, римский юноша Кай Муций отправился с разрешения сената во вражеский стан с целью убить Порсену, но по ошибке убил одного из военачальников. Взятый в плен, он упорно отказывался отвечать на вопросы. Порсена угрожал ему пыткой огнем, но отважный юноша, положив руку на жаровню, заявил, что пытки не страшны тому, кто любит славу.

5 Курций. - Согласно преданию, в 362 г. до н.э. под римским форумом внезапно разверзлась земля. Жрецы заявили, что пропасть сомкнется лишь в том случае, если Рим пожертвует лучшим, что у него есть. Юноша Марк Курций отважно бросился на коне, в полном снаряжении, в эту пропасть, и она сомкнулась над ним.

6 Кортес. - Знаменитый испанский конкистадор (завоеватель) Эрнандо Кортес (1485-1547), покоритель Мексики. Дон Кихот намекает на следующий эпизод: Кортес, высадившись на берег открытой им земли, наткнулся на отказ экипажа своих кораблей следовать за ним дальше. Тогда он приказал потопить корабли, чтобы отрезать своим спутникам путь к отступлению. "Обходительнейшим" Кортес назван, вероятно, потому что слово "кортес" по-испански означает: вежливый, учтивый, обходительный.

7 Игла святого Петра - обелиск, перевезенный из Египта в Рим по повелению императора Калигулы (37-41 н.э.) и установленный напротив собора св. Петра. Слова Дон Кихота о том, что в нем находится прах Юлия Цезаря, - легенда.

8 Адрианова громада (лат.).

9 Мавзол - царь Карий (IV в. до н.э.), в память которого его жена Артемисия воздвигла пышную гробницу - "Мавзолей".

ГЛАВА IX,

в коей рассказывается о том, что из нее будет видно

В самую глухую полночь1, а может быть, и не в самую, Дон Кихот и Санчо покинули рощу и вступили в Тобосо. Мирная тишина царила в городке, оттого что все жители отдыхали и, как говорится, спали без задних ног. Ночь выдалась довольно светлая, однако же Санчо предпочел бы, чтоб она была темная-претемная, ибо темнота могла послужить оправданием его тупоумия. Во всем городе слышался только собачий лай, несносный для ушей Дон Кихота и действовавший устрашающе на душу Санчо. Время от времени ревел осел, хрюкали свиньи, мяукали коты, и в ночной тишине все эти по-разному звучавшие голоса казались еще громче, каковое обстоятельство влюбленный рыцарь почел за дурное предзнаменование; однако ж со всем тем он сказал Санчо:

- Сын мой Санчо! Указывай мне путь во дворец Дульсинеи, - может статься, она уже пробудилась.

- Кой черт во дворец, когда я виделся с ее величеством в маленьком домишке? - воскликнул Санчо.

- Должно полагать, - заметил Дон Кихот, - что на ту пору она вместе со своими придворными дамами удалилась в малые покои своего замка, как это принято и как это водится у всех знатных сеньор и принцесс.

- Сеньор! - сказал Санчо. - Уж коли ваша милость назло мне желает, чтобы дом госпожи Дульсинеи был замком, то с чего бы это ворота его в такой час оказались отперты? И пристало ли нам с вами барабанить, чтобы нас услышали и отворили? Этак мы весь народ переполошим и взбудоражим. Что мы, по-вашему, к девкам будем стучаться, словно ихние полюбовники, которые во всякое время заявляются, стучатся, и, как бы поздно ни было, их все-таки впускают?