Олег Егоров - Дневники русских писателей XIX века: исследование

Создание жизненного плана составляет одну из главных функций дневника Чернышевского. Однако характер этих планов преимущественно позитивный и оптимистический. Все те недостатки, которые замечает в себе автор, не входят в противоречие с идеалом, а последовательно преодолеваются: «Итак, я думаю, что постепенно все исцеляюсь от своей способности смущаться и конфузиться <���…>» (с. 137); «<���…> у меня недостаток проницательности <���…> я узнаю человека в год, между тем как другой узнает в одну минуту» (с. 145); «<���…> я приеду в Саратов через год, через два уже степенным человеком, между тем как в глазах слишком многих еще имею слишком многие следы ранней молодости» (с. 397); «Есть вещи <���…> которые бывают с другими в 15–16 лет, а со мною только теперь хотят быть хотят быть <���…>» (с. 259).

В дневнике часто встречаются оптимистические прогнозы на будущее, которые также входят в сферу жизненных планов автора. На первый взгляд, они кажутся беспочвенными и отдают юношеским идеализмом. Однако сравнительный анализ подобных высказываний на фоне всего дневника показывает эволюцию различных составляющих мировоззрения автора, в котором намеченные перспективы выглядят вполне реалистично. Они подкрепляются деловым подходом автора к важнейшим жизненным проблемам – от создания семьи и планирования расходов до взаимоотношений с родителями и духовными наставниками: «<���…> через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны, нечто вроде Луи Блана, и женат, и люблю жену, как свою душу <���…>» (с. 298). В отличие от литературно-идеалистических проектов Жуковского, Л. Толстого или Надсона, жизненные планы, изложенные в дневнике Чернышевского, заключают в себе элемент прагматизма с трезвой рассудочностью. В этом сказывается влияние разночинской среды, взрастившей будущего писателя, и ранняя определенность жизненных целей. В этом же видится и причина того, что вскоре по выходе из университета потребность в ведении дневника отпадает сама собой. Функция систематизации знаний, выработки идей, критики и самовоспитания оказывается выполненной. Психологическое, гражданское и духовное самоосуществление состоялось.

К дневнику примыкает так называемый «Дневник моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье». Эти записки не являются самостоятельным дневником, а представляют собой часть процесса самоосуществления. С этой точки зрения они функционально примыкают к дневнику.

Чернышевский вывел описание взаимоотношений с невестой из основного повествования не потому что они составляли автономную сферу его жизни – записи интимного содержания нередко встречаются и в первом дневнике, – а потому что к тому времени семейная жизнь и любовь оставались единственной областью, в которой царила неопределенность.

В приведенной выше цитате семья и супружеские отношения входили составной частью в перечень основных планов на будущее. С женитьбой и семейным счастьем Чернышевский связывал осуществление и других жизненных задач. Поэтому по завершении основной части дневника и возникшей параллельно ему связи с О.С. Васильевой записки получают как бы свое продолжение и эпилог в форме пространного повествования о знакомстве, ухаживании и сватовстве будущего писателя.

В структурном и жанрово-стилистическом отношении второй дневник мало чем отличается от предыдущего. В нем также показана эволюция психологических состояний автора, его меняющиеся отношения к человеку и динамика самооценки. Все эти вопросы будут затронуты в соответствующих разделах.

Пространственно-временная организация записей дневника зависит от прагматической установки автора и склада его интеллекта. Поставив задачу описать свой духовный рост, изложить мировоззренческие позиции и проанализировать отношения с близкими и знакомыми, Чернышевский строго придерживается той временной последовательности, в которой происходят все события дня. Дневник ведется в рамках локального хронотопа.

Не составляют исключения и те записи, которые воссоздают события европейских революций 1848–1849 гг. Их анализ входит в сферу политических штудий юного мыслителя; они интегрированы одной из основных функций дневника.

Роль воспоминаний, фантазий, снов, т. е. всего того, что относится к психологическому времени – пространству, сведена к минимуму. Об этом Чернышевский вскользь упоминает лишь на завершающей стадии ведения своего журнала: «Никогда я не считал себя способным к тому, чтобы до такой степени дорожить воспоминаниями, которые, наконец, так длинны» (с. 471).

Насыщенность дневника планами, прогнозами, замыслами не влияет на структуру хронотопа в силу того, что эти, на первый взгляд, идеальные формы времени и пространства соотнесены с реальными событиями, с фактами повседневной жизни. Они являются как бы отдаленным следствием происходящего сегодня. В их формулировке Чернышевский опирается не на теоретические построения трактатов или абстрактные нравственные категории, а на личный опыт и реалистическую оценку своих способностей и потенций.

С эстетической точки зрения хронотоп дневника Чернышевского выглядит однообразно. Он напоминает стихотворный текст, в котором последовательно повторяющийся ритм во всем соответствует заданному размеру и длительное время не нарушается ни спондеями, ни пиррихиями, ни удлинением, ни укорачиванием строки.

Заданность временного ритма отвечает практической потребности автора, для которого дневник – часть работы по самовоспитанию и подготовке к творческой деятельности. В этих, позитивных, рамках время и пространство не могут иметь ни идеального, ни континуального оттенка. Пространственно-временная ограниченность является для разночинца Чернышевского жизненной необходимостью. Он просто не в состоянии позволить себе расточать реальное (позитивное) время на деятельность, не дающую конкретных, ощутимых результатов. Студент Чернышевский тратит свое время так же экономично, как и свои скудные материальные средства.

В дневнике Чернышевского впервые пространственно-временная локализация выступает как сознательная ограничивающая установка. Ее действие распространяется даже на такую сугубо идеальную область, как теоретические штудии. Обычно комментарии к выпискам из книг расширяют хронотоп дневника и как бы приводят в столкновение различные временные ряды (особенно отчетливо эта тенденция проступает в дневниках А.И. Герцена и И.С. Гагарина). Этому движению порой способствует полет юношеской фантазии, преодолевающий на расстоянии идеальное время – пространство.