Белла Шагал - Горящие огни

Папа восседает за столом в шелковом сюртуке. Волнистая борода его тщательно, волосок к волоску, причесана. Люстра заливает его лицо сияющим потоком, брызги света скачут по скатерти.

Разгораются мамины большие свечи.

Все готово к пиршеству.

Поздравить папу с праздником заходят шамес, кантор и сосед по двору. Он приглашает всех за стол.

- Садитесь, реб Эфраим! Садитесь, реб Давид! Стаканчик чая перед ужином?

Чай распивают, как вино. С каждым стаканом застолье делается все веселее. Каждый стакан разливается по жилам теплом и радостью.

У папы под рукой лежат наготове серебряные и медные монетки. Каждого входящего в дом нищего он наделяет пригоршней мелочи.

- С праздником, реб Шмуль-Ноах! С праздником, сударыня!

Весь город, включая всех до единого нищих, проходит через наш дом. Дверь не закрывается. Можно подумать, мы сидим на улице и мимо нас идут и идут люди.

Рядом с папой теперь уселся крупный чернобородый человек. Артаксеркс пожаловал, думаю я, вот сейчас все встанут, и сам папа уступит ему почетное место.

Но бородач уходит, опустив голову, совсем не по-царски.

Горка монет все тает. Кто еще должен прийти? Кого папа ждет?

Вдруг на столе задребезжали стаканы. С кухни слышится такой тарарам, будто там дерутся и швыряют на пол фарфор и серебро. Топот, хохот, свист.

Папа переглядывается с гостями.

И тут с треском распахивается дверь.

- Актеры пришли! - шепчет кантор.

Высокие и низенькие, толстые и тощие. Они не только валят через порог, но просачиваются сквозь стены и щели, раздвигают окна и двери.

Лица, лица, сколько лиц! Тот щекастый, тот носатый, у этого голова грушей...

А ноги-то где? Не видно... Ноги не стоят на месте. Они мельтешат, топочут, ставят подножки, спотыкаются - все сразу. И все под раскатистый смех.

- Тихо! - Из кучи-малы выступает актер с накладным красным носом, который он придерживает рукой, пытаясь покрепче приладить к лицу.

Верно, его собственный нос еще ужаснее, раз он его прячет?

- С праздником, друзья! С праздником, дорогие хозяева! Вот и наступил веселый Пурим! Вот и я, Красный Нос!

- С праздником! - нараспев подхватывает труппа.

Красный Нос захлебывается.

- Эй, братья музыканты! Почему вы перестали играть? Давайте веселиться! Давайте плясать!

И он первым начинает петь, прыгать и бить в ладоши.

За ним вся компания пускается выписывать кренделя по комнате. Все скачут как сумасшедшие, шатаются, натыкаются друг на друга.

- Эй, барабан! Мендель, где ты там?

Вперед выкатывается здоровяк Мендель. Ног у него будто нет - из-под барабана выглядывают только два приплясывающих ботинка, вроде как совсем не его. Вот сбоку взлетает рука и лупит по барабанному пузу, а сзади, за ушами, наяривают медные тарелки, будто взбадривают его оплеухами.

- Тихо! - снова вопит Красный Нос. - Идет царь Артаксеркс!

Он делает шаг вперед, отклеивает свой нос и водружает на голову золотую корону.

Царь - это он.

- Неужели и Эсфирь тоже будет он, с этакими-то сапожищами? - шепчут зрители.

Другой актер, опираясь на белый посох, ковыляет на середину.

- Это он, Мардохей! - кричит заводила.

И наконец, мелкими шажками семенит третий ряженый, в треугольной жестяной маске и шляпе с бубенчиками.

Бубенчики пришиты не только на шляпе, но и на башмаках, и на всем костюме. Этого папа уже не выдерживает. Он затыкает уши, хохочет до слез.

- Хватит! Хватит! Вам же еще весь город обходить!

Красный Нос - Артаксеркс подскакивает к столу и сгребает всю кучу денег. Тут закипает свара уже не на шутку. Но дерущихся разнимает папин голос.

- Алта, подай чего-нибудь выпить!

Всем наливают по рюмке ликера. Братия лихо, одним глотком, осушает рюмочки, едва не проглотив заодно и их... Это подливает масла в огонь. Глаза блестят, барабан гремит, флейта свистит, тарелки звенят, ноги топочут, бубенчики заливаются. Зовут, заманивают нас... У меня кружится голова, сейчас я побегу на зов... И вдруг... что это?

Бубенчики звучат все тише, все глуше и дальше, или это я удаляюсь от них?

Я оборачиваюсь. Ряженых нет. Все разом они выпорхнули за дверь. Только эхо летит вдогонку и угасает.

Где же они?

Исчезли, словно их и не бывало. В дом вернулись, более ощутимые, чем прежде, покой и тишина.

Только люстра празднично сияет огнями.

На стол ставят закуски и напитки. Приходят новые гости. Я все смотрю на дверь Не вернутся ли ряженые?

Папа с улыбкой приглашает:

- Пора за трапезу.

Все встают. Иду со всеми вместе и я, а в ушах все звенят бубенчики.

ОБЕДЕННЫЙ ЧАС

- Саша! Хая! Уснули, что ли, там на кухне? - кричит Израиль из столовой. - Или не слышите, что я зову?

Мой брат Израиль вечно ворчит. Такой у него характер. Он обижается и скандалит по пустякам. Например, если кому-то дали кусок получше, чем ему.

Вот и сейчас сел за стол, ковырнул вилкой в тарелке и сердито отпихнул ее.

- Что за мясо мне дали? Есть нечего, одни кости!

Из кухни на мощных ногах Шаи приносится буря. Хая набрасывается на брата с криком:

- В гроб вы меня вгоните! Что вам всем от меня надо? Пиявки!

Хая вся дрожит, лицо ее пылает. Хозяйских детей она не боится и потому может дать волю гневу:

- Думаешь, ты тут один-единственный? Нет, посмотрите-ка на него! Я, что ли, виновата, что ты являешься позже всех? Хая! Всегда Хая! Телячью отбивную - Хая! Пирог - Хая! Цимес - Хая! Одному подай яичницу, другому мясо, третьему - молочное!.. - Хая гримасничает, передразнивая каждого. - И попробуй не дать! Эти шалопаи так из рук все и рвут! Еле успеешь хозяевам хоть что-нибудь отложить!..

Шаю трясет, грудь ее шумно вздымается и опускается. И вдруг она осекается, кусая пухлые губы.

- Может, по-вашему, это я все мясо съела? Господь свидетель. Что я могу съесть с моим больным желудком? - Она утирает слезу. - Вся семья у меня на шее! Работаю как лошадь! И хоть бы кто-нибудь пожалел!

- Ладно, ладно! Слышали мы эту песню! - Израиля ее слезы не трогают. Лучше ступай на кухню да принеси мне другой кусок мяса! - И он сует ей в руки тарелку. - И не забудь кашу положить горячую, эта совсем остыла!

В будни у нас едят кто когда. Сидишь за столом в одиночестве и не знаешь, что бы такого придумать. Братья целыми днями шатаются без дела. Но тут им хочется поиграть в хозяев, таких же занятых людей, как папа с мамой, у которых каждая минута на счету.

Маме вообще некогда спокойно поесть.

Должен выдаться особый, благословенный денек, без забот и хлопот, чтобы она позволила себе пообедать вовремя. Обычно же она вырывается поздно, замученная, хмурая. Лучше к ней не подходить.

Проходит через контору, не глядя на бухгалтера, ей неудобно усаживаться за стол посреди рабочего дня.

- Саша, есть у нас что-нибудь поесть? Неси скорей на стол! Быстро, у меня нет времени!