Наталья Александрова - Древний Восток

Описывая обстановку несомненно I Переходного периода, автор этого произведения говорит о том, что надежды на продление своего существования после смерти при помощи гробниц (явно путем конструирования в них «миров-двойников») рухнули с исчезновением средств на их поддержание в порядке; а все, что известно об иных способах достижения загробного блаженства при содействии богов, не поддается проверке опытом и не должно внушать людям особых надежд. Следовательно, необходимо прежде всего наслаждаться каждым днем земной жизни с ее радостями, не тратя усилий на заботы о посмертном существовании. Характерно, однако, что запись этого текста, очевидно, исполненную по заказу находившихся под сильным впечатлением от него людей, мы видим именно в их гробницах, сооруженных в соответствии со всеми требованиями египетской религии. Сомнения в благости богов и, в частности, в исходящей от них возможности посмертного существования стали позицией меньшинства образованных египтян, рассматривавшейся, кстати, скорее как проявление своего рода интеллектуального экстремизма и непредусмотрительности, нежели как кощунство: «Глуп тот, кто пренебрегает этим (т. е. своей посмертной судьбой)», — говорит в своем «Поучении» отец царя Мерикара. Большая же часть египтян не сочла постигшую их страну катастрофу достаточным основанием, дабы усомниться в представлениях о мире, выработанных долгим опытом Древнего царства.

Однако, в случае если бедствия, обрушенные на Египет богами, нельзя объяснить их злой волей, остается считать, что они вызваны оплошностью того, кто является посредником в контакте между людьми и богами, т. е. царя. Похоже, что последние цари Древнего царства и в самом деле давали своим поведением основания для таких подозрений; так, Ипувер прямо обращает к современному ему царю Нефериркара II гневные слова: «„Слово“ (т. е. способность претворять своей волей в жизнь маат ), „Постижение“ (способность постигать маат) и маат — у тебя, царь. Но лишь смятение распространяешь ты в стране да гул неурядиц. Совершают люди насилие друг над другом, подражают тебе в беспорядке, тобой установленном… Ты говорил ложь». Мы помним странный рассказ о легкомысленных устремлениях царя Пепи II в «Повести о Неферкара и Сисенне». По-видимому, та же проблема соответствия сакрального правителя своей высокой миссии, по особенностям его личности, ставится и в «Сказках папируса Весткар». В этом произведении волшебник Джеди возвещает царю Хуфу грядущее отстранение его дома от власти после того, как тот приказывает ему показать свое умение соединять отсеченную голову с туловищем на обезглавленном преступнике, обнаружив готовность надругаться над непогребенным телом ради «эксперимента».

В «Поучении царю Мерикара» его автор Хети III четко формулирует обязанности царя перед богами (наполнение их жертвенников и поддержка храмов), усопшими (прежде всего соблюдение неприкосновенности их гробниц) и людьми (справедливое и не жестокое правление), которые его преемник обязан соблюдать под страхом гнева божества. Верховный бог (именуемый, кстати, сплошь и рядом не конкретным именем, а более расплывчатыми описательными эпитетами) признается не только отцом царя, но и благим «пастырем» человеческого «стада», пекущимся о нем. В случае если царь отступает от своего долга «творения маат» (по сути дела, «Поучение царю Мерикара» «расшифровывает», в чем именно этот долг заключается), то бог перестает «отзываться» на просьбы о содействии, обращаемые к нему при совершении ритуалов.

По мнению отечественного египтолога О. Д. Берлева, сомнения многих современников VIII и IX–X династий в том, что тогдашние цари являлись полноценными сакральными правителями, способными добиваться содействия богов посредством ритуала, проявились в крайне неохотном упоминании их имен в своих биографических надписях. Египет и мир в целом при подобных правителях вступают в так называемое «время болезни», т. е. нарушения их нормального взаимодействия с миром богов, а также обеспечиваемого ритуалом равновесия между персонифицированными в них силами. Все это порождает множественные отступления от воплощенной в маат нормы не только общественных отношений, но и природных законов (собственно говоря, именно это состояние мироздания и описывается в «Речении Ипувера» и «Пророчестве Неферти»).

Крайнее проявление недовольства верховного божества земным царем может проявиться в том, что оно перестанет порождать своих новых сыновей в пределах данного царского дома и возведет на престол новую династию: именно это и произошло, согласно «Сказкам папируса Весткар», когда бог Ра соединился, чтобы породить новых царей, не с женщиной, принадлежавшей к дому Хуфу, а с женой простого жреца Реджедет. По-видимому, сама постановка вопроса о том, что находящийся на престоле царь может как личность не соответствовать своим задачам ритуального правителя и пренебрегать своим долгом «творения маат», принадлежит выходцам из слоя неджесов , заложившим эту идею в ряд литературных произведений; в дальнейшем же, в конце I Переходного периода (ко времени создания «Поучения царю Мерикара») она была воспринята и официальной идеологией.

Оскудение страны, бывшее естественным следствием экологического кризиса в начале I Переходного периода, привело к тому, что расходы на поддержание в порядке сооруженных на протяжении Древнего царства гробниц и на совершение в них жертвоприношений снизилась вплоть до полного их прекращения. «Я слышал слова Имхотепа и Джедефхора (авторов классических писцовых поучений Древнего царства)… А что с их гробницами? Стены обрушились, не сохранилось даже место, где они стояли», — говорит автор «Песни арфиста». Тем более непосильными, даже для представителей египетской элиты того времени, оказывались расходы на сооружение новых гробниц, сопоставимых по своему оформлению с памятниками середины III тысячелетия до н. э. В этих условиях акцент в обеспечении посмертного существования людей закономерно должен был сместиться с дорогостоящего конструирования и поддержания «мира-двойника» в гробницах на взаимодействие с божествами загробного мира, обеспечивающими продолжение жизни усопшего по возможности независимо от расходов, которые несли его родственники в земном мире.

Возможности для этого существенно расширились после того, как представления, связанные с царским заупокойным ритуалом, стали известны достаточно широко в результате вторжения в царские гробницы во время восстания в начале I Переходного периода. В это время появляются так называемые «Тексты саркофагов» — записи на деревянных гробах формул, связанных с загробной жизнью простых смертных: формулы эти касаются прежде всего различных ситуаций взаимодействия людей со сверхъестественными существами и богами загробного мира и достаточно часто восходят к хорошо узнаваемым фрагментам «Текстов пирамид». Первостепенное значение среди них приобрел Осирис, с которым теперь отождествлялся не только царь, но и любой умерший. В условиях I Переходного периода, характеризующегося неустроенностью жизни людей и их естественным стремлением обрести компенсацию за переживаемые бедствия если не в земном, то в потустороннем мире, особенное значение приобрел заложенный в миф об Осирисе мотив его безвинного страдания. Возрождение убиенного бога к жизни любящей женой воспринималось как воздаяние за благодеяния, оказанные людям во время его пребывания на земле, и за смерть, которую он претерпел от собственного брата.