Нанами Шионо - Последний час рыцарей

— Византийская цивилизация представляет собой совокупность всех черт, которые она впитала от Греции, Рима и от Востока. Но она — нечто большее, это законченное целое, а не просто смесь элементов различных цивилизаций. В каком-то смысле ошибочно называть ее Восточной Римской империей. В 330 году, когда Константин перенес столицу римского мира из Рима в Константинополь, он создал совершенно уникальную духовную империю, которая имела свои собственные ответы на сложные вопросы, встававшие перед ней, свою историю, свою архитектуру, свой закон, свою литературу. Недаром западные европейцы, сформировавшиеся под влиянием Греции и вскормленные Римом, считают Византийскую империю и нас, ее жителей, непостижимыми. Потому они и не любят нас, даже сами того не сознавая. Видишь ли, мы, византийские греки, не вполне европейцы.

В течение тысячи лет, что прошли с судьбоносного основания Византийской империи, Греция была частью гигантского осьминога, охватывавшего Азию, Европу и Африку. Когда Западная Римская империя прекратила существование, а Европа переживала Темные века, народ Константинополя создал новую цивилизацию, соответствовавшую нашему образу мыслей. Именно тогда наша «инакость» расцветала пышным цветом. Наше превосходство над другими культурами Средиземноморья проявляется не столько в практических делах, сколько в духовных сферах — в религии и искусствах. Разумеется, наши политические особенности — неотъемлемая часть нашей культуры. Мы твердо убеждены, что наша церковь и наше государство, наша религия и наша политика должны оставаться единым целым. Таково непреложное правило и ведущий принцип Греческой православной церкви.

У вас, в Западной Европе, люди пришли к тому, что хотят развести церковь и государство как можно дальше. Быть может, это происходит оттого, что их смешение в течение долгого времени породило так много путаницы и неразберихи. Результатом такого решения стало процветание городов-государств у вас в Италии. Но для нас, византийцев, такое разделение невозможно, хотя в Европе оно удалось и оказалось большим благом. В Византии немыслимо правительство, для которого неразрывное единство религии и политики не является важнейшей предпосылкой и ведущим принципом.

Молодой ученик снизу вверх смотрел в лицо своего учителя, слушая его с пристальным вниманием, чтобы не пропустить ни единого слова. Учитель продолжал:

— Ты, конечно, понимаешь, что породить эту великую и поистине благородную культуру могло лишь сообщество единоверцев. Состав этого сообщества определяется не географическим делением и не этническими различиями. В конце концов, люди Византийской империи принадлежат практически ко всем существующим народам. Принадлежность человека к Византии определяется лишь одним, первостепенным критерием: разделяемой им верой в Христа.

Нелегкой задачей окажется объединение Восточной и Западной церквей под эгидой католицизма, с приведением богослужения к единой форме и множеством других факторов. Это значит — взять две абсолютно разные цивилизации и насильственно сплавить их воедино. Подобное было бы неприемлемым и крайне бессмысленным актом насилия.

Георгий доброжелательно взглянул на своего молодого ученика:

— Возвращайся домой. Ты — человек Запада, — промолвил он напоследок.

Целую неделю, начиная со следующего дня, улицы были заполнены монахами и простыми горожанами, громогласно выражавшими свой протест против унии. Как обычно, в центре протестующих мелькала фигура Георгия, одетого во все черное. Его имя было в списке религиозных лидеров, приглашенных 12 декабря на богослужение в соборе Святой Софии, знаменующее объединение католической и православной церквей. Но он не явился туда. Более того, Георгий и семеро других представителей Греческой православной церкви отказались подписать акт об объединении церквей.

После этой общей мессы даже обычные греки отказывались переступать порог собора Святой Софии, хотя это был наиглавнейший храм всего православного христианства.

В декабре, когда северный ветер с Черного моря стал куда злее, «латиняне» в Константинополе не только надели шерстяное исподнее под свое обычное черное платье, но и затянули широкие пояса, чтобы не пустить внутрь холод. Убертино давно не был в венецианском торговом доме. Вид купцов, сновавших туда-сюда в своих плотных одеждах, напомнил ему о том, что действительно пришла зима.

Это было самое горячее время для Латинского квартала. Один за другим торговые корабли прибывали с Черного моря, заполняя доки и пристани. Одновременно одно судно за другим, пользуясь попутными ветрами, отплывали на юг в Эгейское море и далее в Западную Европу. Но декабрь этого, 1452 года оказался действительно необычным. Одно происшествие сильно потрясло венецианцев и, в сущности, всех западных европейцев, живших в Константинополе.

26 ноября венецианское судно, груженное пшеницей, следовавшее на юг по проливу Босфор из Черного моря, было потоплено пушечным залпом из крепости Румелихисар. Кораблю, сопровождавшему его на небольшом расстоянии, удалось уйти, хотя пушечное ядро попало в корабельный мостик и убило капитана — человека по имени Эриццо.

Капитану затонувшего корабля и тридцати членам его команды удалось доплыть до берега. Но и те, кто добрался до азиатской стороны, и те, что выбрались на европейский берег, были немедленно схвачены турками.

Когда венецианский посол Минотто получил эти известия от команды второго судна, он немедленно послал гонца к султану, протестуя против захвата этих людей и требуя отпустить их согласно условиям различных договоров между двумя государствами.

Все оказалось напрасно. Султан коротко ответил, что дело это не подлежит обсуждению. 8 декабря по его приказу капитан корабля был посажен на кол, а тридцать членов команды распилили пополам.

Венецианские поселенцы в Константинополе, которые были в хороших отношениях с турками со времен правления Мурада, поняли, что те дни окончательно миновали. Некоторые из них негодовали и требовали объявления войны — и не иначе. Если турки так обращались с гражданами государства, с которым они были связаны формальными договорами, то у торговцев других государств (Флоренции, Анконы, Франции и Испании) имелись серьезные причины для беспокойства. Многие купцы решили ликвидировать свою торговлю и вернуться домой. Именно поэтому торговый дом был так переполнен народом.

Несколько минут назад Тедальди отдал на хранение деньги, вырученные им за продажу пшеницы. Он распорядился, чтобы их перевели на его счет в главном отделении банка в Венеции. Теперь его финансы возвращались домой раньше его. За несколько дней до того он закончил оформление документов, необходимых, чтобы отправить его меха в Венецию. Венецианцам можно было доверять в таких вещах. Поручив им это, он избавил себя от множества хлопот. Все, что ему оставалось, — оплатить свой проезд на корабле, идущем домой. Хотя в это время года было непросто найти место на любом судне, отбывающем в Венецию, еще оставались свободные места на кораблях, идущих на Крит. А это по нынешним временам оказалось вовсе не плохо. И все же почему-то было трудно принять окончательное решение об отъезде.