Игорь Гарин - Русский коллаборационизм во время Второй мировой

Здесь следует подчеркнуть, что личный состав указанных частей формировался не только из пленных. Разговаривая между собой, ветераны нередко вспоминают частые случаи групповых предательств, когда солдаты, пошептавшись, целыми взводами, а то и ротами, уползали из окопов с тем, чтобы в темноте ночи сдаться врагу. Бог им судья: чем такое «командование», чем отношение к солдатам как к «пушечному мясу», не спасительнее ли плен… Но, попав в плен, предатели становились наиболее привлекательным контингентом для формирования русских частей.

Вальтер Шелленберг в своих воспоминаниях писал: «В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах вглубь русской территории. Их основной задачей, наряду с передачей текущей информации, было политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов к русским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе».

Курская девушка и ее возлюбленный

Немного о «новой русской полиции» и институте тайных осведомителей, вербуемых фашистами из советских коллаборационистов. По разным оценкам численность этих структур составляла около трети всех предателей, не считая категории «добровольных помощников» («хиви», сокращен. от нем. Hilfswillige), то есть подсобного персонала, используемого на передовой. «Хиви» вербовали, главным образом из военнопленных, желавших просто выжить, но частично набирались на добровольной основе. «Добровольных помощников» использовали в тыловых службах и в боевых подразделения (в качестве подносчиков патронов, связных и саперов). Уже к концу 1942 года «хиви» составляли значительную часть действовавших на Восточном фронте немецких дивизий. Со временем некоторых «хиви», первоначально зачисленных на вспомогательные работы, переводили в состав боевых частей, охранных команд и антипартизанских отрядов. По мере роста потерь во время боевых действий штатная численность «хиви» до 15 % от общей численности подразделений. В ходе войны одетые в форму вермахта русские солдаты оказывались на всех театрах военных — от Норвегии до Северной Африки. К февралю 1945 года численность «хиви» составляла 600 тыс. человек в сухопутных войсках, 50 тыс. в люфтваффе и 15 тыс. — в кригсмарине.

Принято считать, что полицаев и осведомителей немцы вербовали из «идейных» противников советского режима, то есть «мстителей», но это существенное упрощение реальной картины. В полицаи охотно шли русские антисемиты, уголовники и всякое отребье, то есть любители пограбить, еще — бывшие стукачи НКВД, военнопленные, желавшие вырваться из концлагерей и мобилизованные в полицию насильно под страхом попасть в концлагерь или быть отправленными на работы в Германию. Имелась небольшая прослойка из интеллигенции. Иными словами, это была весьма разношерстная публика. Для многих «полицаев» служба в оккупационных органах власти являлась средством выживания и личного обогащения. Кроме спецпайков, полицаи освобождались от налогов и получали дополнительные вознаграждения за особые «заслуги», как-то — выявление и расстрел евреев, партизан и подпольщиков. За это полагались особые награды «для восточных народов». Впрочем, плата полицаям за «службу» была весьма умеренной — от 40 до 130 рейхсмарок.

Полиция, созданная из коллаборационистов, делилась на гражданскую и военную, соответственно в зоне ответственности гражданских властей и военного командования. Последние имели разные названия — «боевые отряды местных жителей» (Einwohnerkampfabteilungen, ЕКА), «служба порядка»(Ordnungsdienst,Odi), «вспомогательные охранные команды» (Hilfswachemannschaften, Hiwa), батальоны «Schuma» («Schutzmannschaft-Bataillone»). В их обязанности входило прочесывание лесных массивов с целью поиска окруженцев и партизан, а также охрана важных объектов. Многочисленные охранные и антипартизанские формирования, создаваемые усилиями местных командных инстанций вермахта, как правило, не имели ни четкой организационной структуры, ни строгой системы подчинения и контроля со стороны немецкой администрации. Их функции заключались в охране железнодорожных станций, мостов, автомагистралей, лагерей военнопленных и других объектов, где они были призваны заменить немецкие войска, необходимые на фронте. По состоянию на февраль 1943 года численность этих формирований определялась в 60–70 тыс. человек.

По свидетельствам очевидцев, часто славянские полицаи даже превосходили немцев по жестокости. Наиболее одиозной считалась служба русских в «тайной полевой полиции» («Гехайм фельдполицай» (ГФП). Эти отряды были моторизованы и имели много пулеметов для проведения расстрелов. Сотрудники службы ГФП арестовывали лиц по спискам контрразведки, ловили красноармейцев, диверсантов и "саботажников". Кроме того, «тайная полиция» гонялась за беглецами, не желавшими угона на работы в Рейх. Каратели также сжигали деревни вместе с жителями, помогавшими партизанам. К этому можно добавить, что в одной из оккупированных областей России из каждых 10 сожженных деревень три сожгли партизаны, а семь — немцы с помощью местных коллаборационистов. Список жертв этой группы отечественных палачей насчитывает по оценкам не менее 7 тыс. человек.

Я не буду дальше развивать эту тему, поскольку она детально рассмотрена в книге Алексея Кузнецова «Славянские полицаи», куда и могут обратиться заинтересованные читатели.

Об этом не принято говорить, но я утверждаю, что параллельно со Второй мировой войной шла и Вторая гражданская война, в которой русские фашисты сражались с русскими коммунистами — хрен редьки не слаще… Количество жертв этой жуткой войны никогда не будет установлено, но ее последствия тянутся в наши дни. Что я имею в виду? Я имею в виду то, что имперские, ксенофобские, антисемитские настроения русских, восходящие к эпохе Ивана Грозного, породили не только комплекс «старшего брата», но — глубоко скрытые силы дезинтеграции страны, приведшие во время войны к массовому предательству, в 1991 году к распаду СССР, в наши дни — к войне на Кавказе и волне захлестывающего Россию терроризма, а в будущем — чреватые опасностью развала страны.

Я не буду приводить здесь весь список наших эмигрантов, сотрудничавших с немцами или с дуче, но увы, в этом списке Великая Княгиня Романова, писатель Шмелев, пришедший на молебен по поводу освобождения Крыма немцами, Ф.Степун, С.Дягилев, П. Струве, Б.Савинков, князь Н.Жевахов, генерал П. Бермонд-Авалов, А.Казем-Бек, А.Амфитеатров, многие другие белоэмигранты… Дмитрий Мережковский, выступая по радио, сравнил Муссолини с Данте, а Гитлера — с Жанной Дарк. И только ли эмигранты? Лидия Осипова, автор «Дневника колаборантки», 22 июня записала в дневнике: «Слава Богу, вот началась война, и скоро советская власть кончится». А когда немцы вошли в город Пушкин, написала заглавными буквами: «СВЕРШИЛОСЬ! ПРИШЛИ НЕМЦЫ! СВОБОДА, КРАСНЫХ НЕТ». А редки ли случаи, когда оккупантов встречали плакатами: «КРАСНЫХ НЕТ, СВОБОДА!»? Кстати, еще до начала войны, в конце 30-х, в Омске, например, среди противников колхозов ходили разговоры о скором начале войны, и что в Сибирь придут японцы. «Их ждали как освободителей», — пишет блогер.