Анна Романова - Петр Первый. Император Всероссийский

К вящей радости Екатерины, в комнату, наконец, вернулся Петр, вдоволь налюбовавшийся на заморскую сталь и диковинные рукояти.

– Что, майн херц, наше брачное ложе еще не успело нагреться, а ты уже соблазняешь мою жену? – весело прогрохотал Петр и шутливо хлопнул ладонью по плечу вздрогнувшего Меншикова.

Разглядывая оружие, он успел пропустить несколько чарок водки, поднесенных ему юной русоволосой прелестницей, и теперь его кровь медленно закипала в жилах. Снова увидев Екатерину рядом с Александром, царь на секунду испытал неприятное чувство и теперь стремился его прогнать шутками да показным куражом. Однако Екатерина и Меншиков молчали, не стремясь поддерживать его кураж.

– И в мыслях не было, государь, – уныло отозвался фаворит, буквально ощущая флюиды зарождающегося царского гнева.

Снова он повел себя как последний дурак, оставшись наедине с Екатериной, в чьем присутствии его самоконтроль неизменно ослабевал, побуждая Александра совершать немыслимые глупости.

Екатерина, хорошо знавшая характер царя, глазами указала Меншикову на дверь, а сама подступила к напряженно улыбающемуся Петру и прильнула к его груди. Однако тот не торопился обнимать жену, а продолжал стоять с той же нехорошей ухмылкой. Екатерине стало страшно – раньше ее прикосновений было достаточно для того, чтобы царь расслабился и вернул себе прежнее благодушие. Сейчас же Петр словно отсутствовал: его взгляд был расфокусирован, а губы кривились так, словно он глотнул горькой настойки.

– Пойдемте спать, Екатерина Алексеевна, – вдруг прошептал он и увлек новобрачную за собой в спальню.

Меншиков стоял под дверью и грыз носовой платок. Он не притворил за собой до конца дверь и поэтому мог слышать все происходящее в гостиной. Екатерина спасла его от государевой немилости, переключив внимание Петра на себя, но князь не слишком радовался этому факту. Огромное зеленоглазое чудовище по имени ревность пожирало его изнутри…

Наутро свежий и бодрый Петр велел закладывать карету. Ему не терпелось вернуться во дворец и закатить там пир на весь мир. Екатерина же, в отличие от супруга, была отчего-то смурной, под глазами ее залегли глубокие тени, а припухшие губы улыбались, словно через силу. Собираясь к отъезду, она подозвала к себе русоволосую служанку, но ахнула, не успев отдать ей распоряжений. Скулу девушки пересекала длинная лиловая полоса, а на запястьях виднелись свежие синяки.

– Что случилось? – жалостливо спросила Катерина, хорошо помнившая о бесправности прислуги и беспощадности хозяев.

Служанка молча отвела глаза и пожала плечами. Решив не бередить душу несчастной, царица отдала последние приказания и вышла из душного особняка во двор, где уже ожидала запряженная карета. Порывистый февральский ветер бросил в лицо Екатерины горсть колких снежинок, и внезапно ей захотелось набрать полные пригоршни чистого, нетронутого снега и умыться им, оттерев кожу до болезненного румянца.

– Ну что, Екатерина Алексеевна, – лихо гаркнул Петр, вышедший во двор вслед за ней. – Едем домой, душа моя, там будем праздновать по-настоящему. Закатим бал на несколько дней, да такой, чтоб о нем еще праправнуки наши помнили! – царь присвистнул и подхватил жену на руки.

– Едем, Петя, едем же скорее, – встревоженно проговорила женщина.

Царское семейство село в карету. Меншиков попрощался с гостями, стараясь не смотреть на Екатерину, и велел кучеру трогать. Карета заскрипела рессорами, тщательно отчищенными от снега, и медленно двинулась с места. Петр развалился на сиденье и смотрел в окно. Екатерина отодвинула шторку с окна и увидела сиротливую фигурку служанки, стоящую в окне второго этажа. Царица нервно задернула окно. В карете словно резко похолодало.

После того как они вернулись в Петербург, Петра будто подменили. Он велел Екатерине обзавестись собственным двором, состоящим из придворных фрейлин, и все чаще возвращался в супружескую постель, принося с собой аромат чужих духов. Царица проявила мудрость и не стала заострять внимания на изменах супруга, сосредоточившись вместо этого на учебе – ведь она не умела ни читать, ни писать. Став женой царя, Екатерина начала принимать участие во встречах с европейскими монархами и иностранными послами – стыдно было показаться перед ними неотесанной безграмотной прачкой, коей ее, собственно, многие и считали. Обучившись азам грамоты, Екатерина, превосходно владеющая даром интуитивной дипломатии, стала Петру отличным помощником в государственных делах.

Царь тем временем все чаще страдал усугубившимися приступами эпилепсии. После очередного изматывающего припадка он с трудом открыл помутневшие глаза. Екатерина привычно сидела, держа его голову у себя на коленях, и что-то ласково напевала.

– Любимая, – прошептал Петр пересохшими губами и потянулся вялой ладонью к руке жены. – Прости меня, грешника… ты же знаешь, только тебя одну люблю… ни одна из этих шлюх с тобой, душа моя, не сравнится…

– Не волнуйся, майн херц, – Екатерина погладила царя по влажному лбу и бережно смочила ему губы прохладным отваром. – Твоя душа все равно принадлежит только мне.

Петр нашел в себе силы слабо улыбнуться. Его страстная натура требовала новых покорений, завоеваний, подчинений, взятий новых бастионов – но ни с одной из павших под его натиском женщин ему не бывало так тепло и уютно, как рядом с Екатериной.

Вдохновившись любовью к ней, выздоровевший царь дозволил молодым людям вступать в брак не по принуждению родни, а по доброй воле. Петр издал три указа, которые отменили насильственную выдачу девушки за нелюбимого жениха, а также разделили во времени обряды обручения и венчания. Благодаря этому, жених и невеста отныне могли ближе узнать друг друга – а если один из них решал отказаться от помолвки в силу каких-либо причин, то родственники не могли ничего сделать. Свобода действий стала неотъемлемым правом молодых людей, и Петр был крайне доволен этим своим решением, памятуя собственный брак с Евдокией Лопухиной.

Впрочем, на браках царь не остановился. Ему надоело политическое могущество церкви, вмешивающейся во все государственные дела – поэтому он решил ослабить его с помощью церковной реформы. Все его предшественники уже пытались противостоять власти духовенства, однако их робкие попытки получали жесткий отпор церковников. Посоветовавшись с Екатериной и получив ее горячую поддержку, Петр велел духовенству подчиняться законам наряду с остальными сословиями – теперь в монастырях должны были проживать исключительно монахи, а богадельни обязаны были принимать только больных: все иные лица, проживающие там, подлежали немедленному выселению.