Анна Романова - Петр Первый. Император Всероссийский

Вечером граф настоял на том, чтобы пригласить всех дам и показать им, как он сумел справиться с норовистой скотиной. Было это хвастовством чистой воды, но даже ревнивый царь признавал, что смелости Апраксину не занимать, да и с лошадьми он управляться умеет.

Велев подать закуски и чай все в той же беседке, где днем состоялся обед, царь с Меншиковым обсуждали новые породы борзых и пригодность их для охоты на вепря и медведя. Апраксин, красуясь, подъехал к беседке на Сатане.

Женщины удивленно ахнули и замерли от восторга – конь грациозно вез всадника, олицетворяя собой настоящую покорность и истинное послушание. Одно движение шпоры – и Сатана медленно преклонил колени перед дамами. Петр заметно занервничал. Не стоит такую дикую скотину близко подпускать, ох не стоит. Не той породы конь, чтобы так легко сдаться. Чуть что, уйдет в галоп или взбрыкнет… да вот только Апраксин, потерявший голову от восхищенного взгляда любимой, совершенно об этом не думал.

Мария, очарованная статью всадника и скакуна, как заколдованная встала и протянула коню ладошку с кубиком белого сахара. Сатана насторожил уши, но не отдернул головы, и девушка, привыкшая в своем родном доме к лошадям, доверчиво подошла поближе. Внезапно конь заливисто заржал и, вскинул передние копыта, сильно ударив Марию прямо в живот. От удара та отлетела на несколько метров и замерла на земле изломанной куклой. Не успев опомниться, Петр услышал истошный крик Апраксина, который увидев, что стало с Марией, потерял контроль над скакуном. Тот помчался прочь, волоча за собой наездника, нога которого запуталась в стремени. Подбежав к неподвижно лежащей Марии, Петр с Александром отшатнулись. В лице девушки не было ни кровинки, а грудь ее практически не вздымалась под запыленной тканью платья. Дарья же осталась сидеть, как прикованная, – она видела незаметное движение императрицы, которая, дождавшись, когда Мария подойдет к коню, хладнокровно направила ему в глаз солнечный блик, отраженный одним из ее украшений.

– Машенька, девочка моя, – растерянно шептал царь, пытаясь поднять ее на руки, однако отяжелевшее тело словно не желало отрываться от земли. Меншиков же тем временем кликнул челядь, с помощью которой пострадавшую графиню перенесли в гостиную. Смочив виски и губы Марии водкой, лекарь пощупал пульс девушки, осмотрел ее живот и грустно покачал седой головой. Засуетились слуги. Спешно отправили экипаж за дворцовым лекарем. Но было уже слишком поздно – этой же ночью выкинула Мария мертвого ребенка, и сама чуть было не померла.

– Мама, мама-а-а… – голова Марии моталась по подушке из стороны в сторону. Девушка бредила. Ей казалось, что кто-то черный и страшный разрывает ее надвое, выдирает из ее чрева ребенка и уносит его прочь. Петр, будучи не в силах больше выносить стоны любовницы, вышел из комнаты и поднялся в покои Екатерины. Та сидела у туалетного столика и с отсутствующим видом расчесывала распущенные волосы.

– Как она? – спросила императрица у молчащего Петра, отложила гребень и, не дождавшись ответа, подошла к царю.

– Господи, за что ж несчастье-то такое? – прошептала Екатерина и обняла супруга, который словно обмер, почувствовав знакомый запах и ощутив родное тепло. Обняв жену в ответ, царь зарылся лицом в копну ее густых волос и заплакал. Это ему наказание за грехи его тяжкие, за гордость и тщеславие нелюдское… Хотел Апраксина наказать – и наказал же ведь. Графа нашли только к утру: набегавшийся конь вернулся в стойло, волоча за собой изувеченное тело красавца, посмевшего положить глаз на его фаворитку. Однако какой ценой далась Петру эта месть?! Его ребенок мертв, Мария находится при смерти и никого не узнает, Меншиков трясется за свою жизнь – боится, что накажет его государь лишь за то, что показал ему коня этого проклятого.

– Только ты мне сочувствуешь, – всхлипнул Петр в плечо Екатерины, которая гладила его по голове, как дитя малое.

– Не печалься, любимый, – императрица отстранилась от царя и заглянула ему в лицо. – Мария – девка сильная, выживет и еще не одного сына тебе родит.

Петр снова подивился магической силе голоса Екатерины: в очередной раз она успокоила его, просто произнеся несколько слов. В ту ночь царь остался у жены, не решившись вернуться к больной любовнице.

Мария пришла в себя только спустя несколько дней тяжелого лихорадочного бреда. Узнав, что она потеряла ребенка, девушка лишь отвернулась к стене. В этот момент она ненавидела Петра, который привез ее сюда против ее воли, желая наказать за флирт с Апраксиным, и подбил ничего не подозревающего графа объездить этого дьявольского коня…

– Как ты, майн херц? – Петр осторожно прикоснулся к напряженной спине Марии и внутренне содрогнулся: за эти страшные дни девушка исхудала так, что можно было прощупать каждый позвонок, каждое хрупкое ребрышко. Внезапно доселе молчащая Мария резко повернулась лицом к царю, и он поразился ее глазам, горящим на бледном худом лице.

– Я хочу видеть графа Апраксина! – капризным тоном сказала фаворитка, задрожав нижней губой и подбородком. Почему-то ей казалось, что отвага и уверенность, волнами исходившие от него, позволят ей почувствовать себя лучше в этом душном особняке, где Меншиков и Екатерина сплели свою паутину, как огромные пауки, таящиеся в самых темных углах.

– Позовите же графа! – потребовала Мария, видя, что Петр будто оцепенел. Сейчас она не боялась ни гнева царя, ни его ревности, ни его безумия, – ей было все равно. Девушка собиралась вернуться в Петербург, принять ухаживания Апраксина и покинуть царский дворец. Отныне она будет жить в любви и обожании, а не бояться за свою жизнь. Мария видела, что Петр готов исполнить любое ее пожелание, – столь явно его лицо выражало чувство вины. Однако вместо того, чтобы велеть позвать Апраксина, Петр отодвинулся от любовницы, требовательно взиравшей на него, и отвернулся к окну.

– Граф мертв, – глухо проговорил царь. – Скакун понес его и разбил об камни…

Марии показалось, что в комнате обрушился потолок. Вечно неунывающий, страстный, молодой и полный жизни Апраксин… мертв? Он больше никогда не прижмется губами к ее пальцам, больше никогда не скажет о том, как она прекрасна, больше никогда не будет клясться ей в любви?

– Я не верю вам… – вырвался у девушки сдавленный стон. – Вы врете, вы все врете, он не может быть мертв!

Мария уткнулась в подушку и отчаянно зарыдала. Теперь у нее не осталось ничего – ни ребенка, ни блестящего будущего, ни влюбленного в нее графа… ничего.

Петр, получивший вожделенное доказательство того, что Меншиков не соврал ему, молча поднялся и покинул комнату. Он принял решение.