Владимир Хрусталев - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова

У князя Ф.Ф. Юсупова-младшего был весьма активный и беспокойный характер. В Лондоне он принял деятельное участие в содействии русскому Красному Кресту, организовывал благотворительные балы и представления для поддержки беженцев из России. Два года спустя Юсуповы обосновались во Франции, где вновь организовывали помощь для нуждающихся эмигрантов и пытались заняться бизнесом. В эмиграции они проживали в Париже, в доме на ул. Пьер-Герен.

Любопытно отметить, что Н.А. Соколов (белогвардейский следователь по особо важным делам), ведший расследование дела по обстоятельствам убийства Царской семьи, великих князей и их приближенных в советской России большевиками, в числе прочих свидетелей 3 и 4 января 1921 г. допрашивал князя Ф.Ф. Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. Следователь продолжал вести это дело и за рубежом, находясь в эмиграции. В итоге, по опросу был составлен соответствующий протокол, который был подписан Феликсом.

Великая княгиня Ксения Александровна в письме из Лондона к княгине А.А. Оболенской (1851–1943) от 31 января 1923 г. писала о молодой семье Юсуповых: «Феликс много рассказывал про свою работу в Париже и собирается открыть здесь филиал, так как магазин там удачно идет и, по-видимому, имеет успех» [202] .

Убийство Григория Распутина в особняке на набережной р. Мойки (д. 94) в Петрограде преследовало Юсупова и в Лондоне, и в Париже. В частности, он подчеркивал в воспоминаниях: «Во Франции моя скандальная известность стала причинять мне сильнейшие страдания. Куда ни пойду – провожают взглядами, шепчутся за спиной. Прежде, в Англии, такого не было. Англичане сдержанны и воспитаны.

Но хуже взглядов исподтишка на улице были бесцеремонные, неуместные или неприличные вопросы в гостиных. Одна хозяйка дома даже заявила при гостях: “Юсупов войдет в историю как полуангел-полуубийца”» [203] .

Во Франции эмигрантов из России было больше, чем в Великобритании. Родственник князя Ф.Ф. Юсупова известный князь А.П. Щербатов (1910–2003) позднее на склоне лет делился своими воспоминаниями о годах, проведенных в Западной Европе:

«В пансионе Волконских я впервые увидел Феликса, князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. Этот голубоглазый красавец, эстет, утонченный, даже, я бы сказал, женственный, мало походил на потомка Магомета. Предки Юсупова, как и Урусовых, пришли служить России в эпоху Ивана Грозного, но настоящее признание и известность получили при первых Романовых. И вскоре Юсуповы стали самыми богатыми в России князьями. Я обратил на него внимание именно с этой точки зрения: каков отпрыск богатейшей фамилии в изгнании? Он показался мне суетливым, неестественно возбужденным. Его гомосексуальные наклонности были известны всем, позднее я видел его в женском платье и слышал рассказ, как принц Уэльский ухаживал за ним, приняв за женщину. В первую же встречу Феликс не вызвал у меня ни интереса, ни желания продолжить знакомство. Пока от тети Марии, генеалога от Бога, я узнал, что мать Феликса, Зинаида, дочь не Юсупова, а князя Анатолия Ивановича Барятинского – моего прадеда. “Ни для кого не являлось секретом, что Юсупов не мог иметь детей”, – между прочим, заметила она. Тетушка моя и Зинаида были близкими подругами, и тетя называла ее “моя кузина”. Потом Феликс, приезжая из Парижа, не раз заходил в наш дом вместе с матерью. Я неоднократно был свидетелем, как он рассказывал новым знакомым об убийстве Григория Распутина, вырисовывая себя национальным русским героем, спасителем Отечества. Мы же с Данилой Волконским воспринимали эту историю несколько скептически, считая Распутина скорее одним из проходимцев, каковых было немало в то неспокойное время в Петербурге, и в Москве. Нам он не представлялся таким серьезным политиком, способным кардинально влиять на решения Государя и вообще на Царскую семью. По словам Феликса, бывшего фаворита Распутина, на него пала эта историческая миссия из-за доверия, которое питал к нему Григорий.

“Для устранения Распутина нужно было, прежде всего, собрать группу надежных людей. Казалось мне, что важно привлечь самые разные элементы общества. Дмитрий – из царской семьи, я – представитель знати, хотелось получить кого-то из Думы. Выбор мой пал на Пуришкевича. План был такой: доктору Лазоверту предстояло положить сильнодействующий яд в любимые кушанья Распутина. Лазоверт начинил цианистым калием шоколадные эклеры, однако предупредил всех участников убийства: “Держите на всякий случай свои револьверы наготове”. Феликс изображал гостеприимного хозяина, угощал Григория. Когда тот поел, повернулся к Юсупову со словами:

– Мне кажется, ваши эклеры немного соленые.

– Это вам показалось.

“Очень быстро стало ясно, что яд не подействовал. Тогда я и Пуришкевич решили застрелить Распутина. Я выстрелил в него два раза из своего «смит-вессона». Затем два выстрела сделал Пуришкевич. Распутин упал, и нам показалось – все, кончено. Когда его понесли вниз дома с помощью двух моих лакеев, он замычал: жив. Времени на размышление не было, первая мысль – донести его до проруби и выбросить в Неву. Так и сделали”.

Как-то я спросил Феликса:

– Ты уверен, что доктор Лазоверт положил яд? Может быть, он этого не сделал, чтобы представить убийство еще более скандальным!

– Трудно теперь сказать. Все возможно.

Рассказ Феликса вызывал разную реакцию. В нашем с Данилой окружении считали это убийство откровенно грязным: участники его ничем не рисковали, и претензии на геройство нами не поддерживалось. Все они: великий князь Дмитрий Павлович – член царской династии, Юсупов женатый на племяннице Государя, Пуришкевич – депутат Думы, понимали, что защищены от правосудия негласной неприкосновенностью» [204] .

Весьма любопытные сведения и оценка событий. Однако не совсем понятно, кто путает обстоятельства убийства Григория Распутина. Многие эпизоды в опубликованных воспоминаниях Юсупова изложены по-другому. Подводит ли память рассказчиков, а, возможно, сам Юсупов, невольно увлекаясь повествованием, уже сам путался между реальными событиями и придуманной, но устоявшейся легендой, которой он с самого начала придерживался.

В ноябре 1923 г. супружеская пара Юсуповых совершила поездку в Нью-Йорк (США) с целью более выгодно продать свои картины кисти Рембрандта. На набережной нью-йоркского порта их ждала целая толпа репортеров. Юсупов пишет в своих мемуарах:

«Тут, однако, пришли сказать, что американские власти противятся моей высадке, так как по американским законам убийцам въезд в Америку запрещен… Долго пришлось доказывать почтенным чиновникам, что я не профессионал» [205] .

Великая княгиня Ксения Александровна в письме из Копенгагена к княгине А.А. Оболенской от 11 февраля 1924 г. с горечью сетовала: «От Ирины не имею писем, знаю только, что удачно продали жемчуг и взяли маленькую квартиру» [206] .