Дитер Лауэнштайн - Элевсинские мистерии

Ямба преклоняет колени перед царицей богов Герой. Та снимает с нее трехкиверную шапку Гекаты, а взамен надевает ей собственную зубчатую корону с двенадцатью драгоценными камнями. При этом Гера произносит: "Э-А-О!" Ямба нараспев повторяет протяжные звуки, которые в конце концов подхватывают и мисты. Даже кузнец теперь понимает: новая троица собралась там без принуждения и обмана; Парису, который на Иде должен был объединить, но принял роковое решение в пользу Трои, — Парису наконец-то даровано избавление. Гефест вполне осознает смысл аллегории и больше не противится. Он оттаскивает одного из мертвых Близнецов мимо южной стены маленького храма на запад, под ноги Мойрам; при этом рогатый шлем спадает с головы юноши. Гермес поднимает его, набрасывает поверх серебристое покрывало и протягивает Гере этот новый убор. Затем, положив на грудь мертвого Евбулея свой жезл, Гермес заклинает врачевателя богов:

Феб Ликорей, гряди, о блаженный, Пэан святочтимый,

Все перед взором простерлось твоим — и эфир бесконечный,

И под эфиром земля, наделенная долей счастливой,

Зримы тебе и сквозь мрак звездами расцвеченной ночи,

В полной тиши ее, корни земли и мира пределы,

Сердце заботит твое и начало, и всеокончанья.

Образ грядущий даруй, о благой, посвященному мисту,

Кифарой своей полнозвучной, молим, его распрями!

Мальчик-прислужник втаскивает этого мертвеца в Анак-торон. Гермес (дадух) приближается к Дионису (иеро-фанту) и просит: "Владыка, необходимое!" По велению иерофанта дадух передает ему меч; затем верховный жрец подзывает Афину и следом за нею сам входит в Анакто-рон. Копье богиня оставляет снаружи, золотой шлем и щит берет с собой. В храме она держит щит так, что Дионис, глядя не на стоящую перед ним Гею, а в зеркально отполированную внутреннюю поверхность щита, видит, как ему нужно взмахнуть мечом. Из Дома владычицы слышен крик! Верховный жрец появляется из Анак-торона, неся за волосы-змеи окровавленную голову, обходит вокруг маленькою храма и все время держит зме-еволосую голову так, чтобы Мойры наверняка окаменели от ее взгляда. Затем голову сжигают на жертвенном очаге. При этом от Гестии поднимается густой дым ладана. Но вот душистое облако достигает потолка Телестериона, и Гермес, громко и отчетливо, произносит слова молитвы:

Отец всетворящий, хозяин перуна, и грома, и молний!

Как некогда Кадмовой дщери, Семеле царице,

Той, что познала великие роды средь огненных вспышек,

Так же и нам подари, скиптродержец, рождение духа!195

Полная тишина, затем раздается внятный для верховного жреца возглас изумления; нередко его издает отрок, ибо он по возрасту наиболее впечатлителен; лучше, если этот возглас срывается с уст самого жреца или слышны сразу несколько знамений. Тогда жрец с силой ударяет в огромный гонг на спинке своего трона и взывает высоким детским голосом: "Дева!" Помолчав, он добавляет: "Дева родила мальчика, сильная — сильного!., brimo brimon"… "Сильная" — так по-микенски именовалось божество, слово theos возникло позднее. Те из мистов, что воспринимают созерцательный образ девы, сами узнают, что боги существуют. Те же, кто лишь угадывает, чтб происходит со сподобившимися благодати, по крайней мере испытывают священный трепет.

Вновь воцаряется тишина; иерофант знаком велит двенадцати белым "мертвецам" обойти вокруг Анакторона. Мистам в белых одеждах позволено присоединиться к процессии, составить пары с "мертвыми". Шествуя, они вполголоса поют:

О, гряди, Ферсефона, рожденная Зевсом великим,

Единородная, жертвы прими благосклонно, богиня!

Ты, жизнетворная, мудрая, ты, о супруга Плутона,

Ты под путями земными владеешь вратами Аида,

Жизни грядущей стезю назначая для смертных.

После предсмертого вопля Геи под коньком крыши встречаются две птицы — голубь и сова. Украшенная девушка, новая Афродита, выпустила на свободу своего голубя, а богиня Афина — сову. Теперь охотница-сова нападает на голубя, и тот в лучшем случае успевает схорониться на груди хозяйки. Сова же улетает через дымовое отверстие в ночь. Каждый мист видел обеих птиц и истолковывал их полет — для себя, для своего города, для этих таинств. Необычное поведение какой-либо из птиц знаменовало важные события.

Потом все, в первую очередь "мертвые" с их резкими голосами, поют славу — но не девушке с голубем, а злато-шлемной богине, хозяйке совы:

Единородное чадо великого Зевса, Паллада,

Ты, бранелюбица, в души людей исступленье вдыхаешь,

Дева, обвыкшая в битвах, чудовищно страшная духом.

Горгоубийца, о дева-боец, твой гнев ужасает.

Ты и жена, и мужчина, о демон победный, от зол избавитель,

Ныне услышь и меня, подари же мне мир многосчастный!191

Единственная оставшаяся группа — восточная — готовится к круговому шествию. Возглавляет ее Гермес, в правой руке он высоко поднимает каддуцей, в левой держит факел. Справа от него шествует Афина в золотом шлеме, с копьем в правой руке и зеркально отполированным щитом в левой. Девушка, новая Афродита, следует за ними; впереди нее факелоносцы — Близнецы. Выше их на голову, хотя бы и благодаря котурнам, далее выступает иерофант в образе пожилого Диониса. Он вертит в пальцах пурпурный анемон, цветок Адониса, поднимая его так высоко, что он виднеется над головой девушки. На сей раз каждый мист видит этот цветок — символ освобождения души, — а под ним семь украшений девушки.

Гера под рогатым полумесяцем, в серебристо мерцающем покрывале, замыкает шествие. Обойдя вокруг Анак-торона, иерофант вновь поднимается к трону, но на этот раз не садится. Мисты по-прежнему воспевают свою возлюбленную богиню Афину:

Единородное чадо великого Зевса, Паллада,

Ты, бранелюбица, души людей оробевших

Дерзкой отвагой и пылом зажги, умоляю!

Злобу от нас отведи, Тритогения, демон победный!197

"Отрок очага" меж тем складывает в храме поленья для костра. Когда наконец воцаряется тишина, он горстями черпает из полных ваз смолу, бросая ее в огонь. Вскоре над Анактороном поднимается облако, снизу подсвеченное красным. Полупробужденным мистам открывается в его отблеске то, что, как видение, вероятно, доныне от них ускользало.

"Мертвые" приглушенно воспевают небесного отца:

О всеродитель Уран, некрушимая часть мирозданья,

Старший в роду, и начало всего и всему завершенье!