Энтони Эверит - Возвышение Рима. Создание Великой Империи

Сохранившиеся списки консулов первых лет существования республики, называемые «фасты» (fasti), показывают, что на пост магистра могли избираться и избирались не только патриции. Однако с течением времени должность консула стала прерогативой патрициев. Таким, по-видимому, был горький ответ на те достижения плебеев. Плебеи конечно же отреагировали на это, но кампания против несправедливого обращения к ним постепенно превратилась в политическую борьбу между аристократами-патрициями, с их наследственной властью и контролем за государственной религией, и остальной частью общества, возглавляемой плебеями. Именно в этом смысле слово «плебеи» (plebs) означает «народ».

Это растущее противостояние ясно проявляется в образцовой истории непреклонной гордости и ее последствий. Еще раз, этот случай является символической правдой, мы не знаем, произошел ли он на самом деле. Патриций Гней Марций был храбрым воином и в юности завоевал «гражданскую корону». Эта награда представляла собой венок из дубовых листьев. Ее присуждали тому, кто в сражении спас жизнь римского гражданина.

В начале V века на юге вспыхнула война с вольсками, которые постоянно проявляли свою воинственность. Римляне осадили вражеский город Кориолы. Внезапно со стороны появилась армия вольсков и одновременно с этим вольски сделали вылазку из города. Именно в месте вылазки на страже стоял Марций. С отборным отрядом воинов он не только отразил вылазку, но и сумел ворваться в город. Марций схватил факел и бросил его в строения, прилегающие к городской стене. Огонь, стоны женщин и детей привели вольсков в смятение. Они решили, что римляне уже взяли Кориолы, и ушли с поля боя. Римская армия снова вернулась к осаде и вскоре действительно захватила город.

Действующий в тот момент консул горячо похвалил Марция и, в качестве награды за его доблесть, предложил ему взять десятую часть всей захваченной добычи — оружие, пленных, лошадей — еще до того, как это, по обычаю, начнут делить между остальными воинами. Марций отказался принять дар консула. Он выступил вперед и сказал, что это будет платой, а не наградой. Он взял себе только одного коня и попросил, чтобы отпустили на волю его знакомого вольска, который попал в плен. В ответ консул удостоил его прозвищем Кориолан, чтобы отметить его ведущую роль в победе.

Возвратившись в Рим, Кориолан стал претендовать на должность консула. Он считал, что благодаря своим выдающимся военным успехам у него есть большая вероятность избрания. Он расхаживал по Форуму и призывал голосовать за себя, как было принято у кандидатов. Марций считал, что он произведет хорошее впечатление, так как показывал всем свои шрамы, полученные в сражении. Однако в день выборов он торжественно вступил на Форум в сопровождении сенаторов и многочисленных патрициев, из-за чего потерял расположение простого народа.

Потерпев неудачу на выборах, разъяренный Кориолан решил наказать избирателей. Он окружил себя несколькими высокомерными и влиятельными молодыми патрициями и постоянно пытался дерзко нападать на трибунов Брута и Сициния. Он явно насмехался над ними, говоря: «А если вы не прекратите сотрясать государство и совращать лестью бедняков, то я уже не словом буду спорить с вами, но делом». В то время началась нехватка продовольствия, и когда из Сицилии привезли большое количество зерна, народ предположил, что его будут продавать по невысокой цене. Кориолан высказался против этого. «Поступать так совершенно глупо, — сказал он, — если у нас есть ум, мы должны упразднить должность трибунов, которая грозит уничтожением консульству и поселяет раздоры в городе».

Умудренные опытом сенаторы из аристократов понимали, что Кориолан зашел слишком далеко и что его возбудили пришедшие с ним горячие головы. Трибуны выдвинули против него обвинения в народном собрании, но он отказался приезжать и давать объяснения. Когда эдилы попытались задержать его, патриции отогнали их. К вечеру беспорядки утихли.

На следующий день толпа снова собралась на Форуме. Встревоженные консулы заверили, что при определении цены на хлеб будут учитываться пожелания народа. Однако Брут и Сициний настаивали, чтобы Кориолан ответил на обвинения в том, что он пытался лишить власти народных избранников и применил насилие к эдилам. Они рассчитали, что он или унизится и принесет извинения, или же, что более вероятно, совершит или выскажет что-то оскорбительное.

Они хорошо знали этого человека и его неукротимый характер. Явился Кориолан и сказал свою речь с обычным для него презрением, после чего начались потасовки. Но как и в прошлый раз патриции сумели увести его. Затем все стороны решили организовать надлежащее разбирательство. Кориолана обвинили в том, что он замышлял захватить власть, поэтому он обязан предстать перед народным собранием, которое будет действовать в качестве суда. В ходе судебного разбирательства обвинители не смогли доказать виновность Кориолана и отказались от своего обвинения, однако в последний момент против него выдвинули новое обвинение — неправильное распределение военной добычи. Такое обвинение смутило Кориолана, и он не был готов сразу же отвечать народу. Народное собрание проголосовало за свой приговор по трибам, в результате чего Кориолана с перевесом в три голоса признали виновным. Его осудили на вечное изгнание.

Полный решимости отомстить за себя, он покинул Рим и отправился в столицу вольсков, где добровольно предложил свои услуги. Вольски с воодушевлением приняли Кориолана и назначили его командующим армии, которая собиралась в военный поход против его бывшей родины. Он сделал все, что от него требовали, и вскоре во главе армии вольсков появился у ворот Рима. Казалось, что республика обречена.

В городе царил беспорядок. Расстроенные плебеи предложили отменить свой приговор Кориолану, тогда как сенат отказался простить ему измену и отклонил предложение плебеев. В лагерь вольсков отправили посланников для заключения перемирия, но Кориолан настоял на жестких условиях. Положение разрешилось, когда перед Кориоланом неожиданно появились его мать Волумния и его жена Вергилия с детьми. Волумния умоляла его пощадить город и договориться о равноправном перемирии.

Он стоял неподвижный и бессловесный в течение некоторого времени. «Что же ты молчишь? — спросила Волумния. — Добровольное исполнение просьбы матери в таком прекрасном и справедливом деле — самый священный долг; но я не могу упросить тебя. В чем же моя последняя надежда?» С этими словами она вместе с невесткой и детьми упала к его ногам.

«Мать моя, что сделала ты со мною!» — воскликнул Марций. Он помог ей подняться и сказал: «Ты победила: ты спасла Рим, но погубила меня».