Дэвид Мёрфи - Что знал Сталин

Теперь мы знаем, что немецкая дезинформационная программа сбила с толку многих хорошо подготовленных источников внешней разведки НКГБ и РУ, чей доступ к настоящей доброкачественной информации был взят под подозрение дезинформацией, распространяемой без их понятия лицами внутри их организаций. Сталин, возможно, так никогда не узнал и не заподозрил, что Гитлер одурачил его через Амаяка Кобулова.

И, тем не менее, было ли достаточно всех этих дезинформационных операций? Достаточно ли, если брать только необходимость заставить Сталина упрямо держаться за свое убеждение, что Гитлер не нападет на Советский Союз, пока не разделается с Англией? Это ясно видно на протяжении весны 1941 года, когда все больше и больше поступающей информации указывало на то, что германские войска на Советской границе готовятся к нападению. Высшее советское военное руководство все больше тревожилось; даже члены клики Берия, такие как Деканозов, предсказывали войну. Но Сталин держался до конца, пока немецкие бомбы не посыпались на советские города — должно быть, он был совершенно убежден, что германского нашествия не будет. Чтобы быть таким уверенным, он должен был располагать особой информацией, той «козырем», который, по его мнению, мог побить все, что ему показывали, предсказывающее нападение. Если у Сталина не было таких уверений — может быть, от самого Гитлера, тогда его поведение в мае и в июне 1941 года было полностью неразумным. Одно дело быть обманутым, а Гитлер был мастером дезинформации, но совсем другое — упрямо держаться своей собственной интерпретации событий, подвергая опасности само существование Советского государства и жизни его граждан.

В 1965–1966 годы известный советский военный корреспондент, писатель, редактор и поэт Константин Симонов взял несколько интервью у находившегося в отставке маршала Георгия Константиновича Жукова. В какой-то момент Жуков вспомнил беседу со Сталиным в начале января 1941 года, касающуюся большого контингента немецких войск в Генерал-Губернаторстве — оккупированной немцами Польше. Сталин сказал Жукозу, что он «обратился к Гитлеру с письмом, заявив ему, что это известно нам, что это нас беспокоит и что это создает у нас впечатление, что Гитлер намеревается идти войной против нас». В ответ Гитлер прислал Сталину письмо, также личное и, как он подчеркнул в тексте, конфиденциальное. Он написал, сказал Жуков, что «наша информация правильная, что действительно большие войсковые соединения размещены в Генерал-Губернаторстве». Они, объяснил Гитлер, «не направлены против Советского Союза. Я намерен строго соблюдать пакт ‹о ненападении›, и клянусь моей честью, как глава государства, что мои войска находятся в Генерал-Губернаторстве для других целей. Территория Западной и Центральной Германии подвергаются сильным английским бомбардировкам и легко просматриваются с воздуха англичанами. Поэтому я нашел необходимым передислоцировать большие контингенты войск на восток, где они могут быть тайно реорганизованы и перевооружены». Насколько понял Жуков, Сталин верил этому письму. [400]

Эта ссылка на переписку между Гитлером и Сталиным не опубликовывалась до 1987 года. Очевидно, единственная архивная ссылка на обмен письмами между Гитлером и Сталиным появилась 9 мая 1941 года в записи беседы во время встречи немецкого посла Шуленбурга и советского посла в Берлине Деканозова, который находился в отпуске в Москве. Деканозов предложил, чтобы «было подготовлено совместное германо-советское коммюнике, опровергающее слухи о напряжении в германо-советских отношениях, а также доказывающее несостоятельность войны между двумя странами». Шуленбург от высказывания своего мнения уклонился, но предложил, чтобы Сталин, ссылаясь на свой новый пост председателя Советского правительства, «обратился с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуока, Муссолини и Гитлеру ‹…› заявив, что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику ‹…›. Но в письме, адресованном Гитлеру, ‹…› указать, что в ответ на эти слухи ‹о напряженности в германо-советских отношениях› он предлагает издать совместное германо-советское коммюнике, примерно указанного мною содержания. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Шуленбурга, был бы разрешен. ‹…› если Сталин обратится к Гитлеру с письмом, то Гитлер пошлет для курьера специальный самолет и дело пройдет очень быстро». [401]

12 мая 1941 года Деканозов получил особую письменную инструкцию от Сталина и Молотова для ответа Шуленбургу: «Я разговаривал со Сталиным и Молотовым в отношении предложения Шуленбурга по обмену письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин и Молотов сказали, что в принципе они не возражают против такого обмена письмами, но считают, что обмен письмами должен производиться только между Германией и СССР. А не также с другими странами, кроме Германии. (Если оба лидера действительно вели переписку, то Сталин не хотел раскрывать это)». [402] Историк и ветеран войны Лев Безыменский описывает свою встречу с Жуковым в 1966 году, на которой он поднял вопрос о письмах Сталин — Гитлер. Жуков прокомментировал это так:

«Как-то в начале июня я решил опять попытаться убедить Сталина в правильности разведывательных сообщений о надвигающейся опасности. До сих пор Сталин отклонял подобные сообщения начальника генерального штаба ‹…›. Нарком обороны Тимошенко и я принесли с собой штабные карты с нанесенным на нее расположением вражеских войск. Я сделал доклад. Сталин слушал внимательно, но молчал. После доклада он отослал нас, не высказав никакого мнения ‹…›. Через несколько дней Сталин прислал за мной ‹…›. Он открыл папку на своем столе и вынул несколько листов бумаги. „Прочтите“, — сказал Сталин. ‹…› Это было письмо от Сталина Гитлеру, в котором он вкратце выражал озабоченность немецкой дислокацией, о которой я докладывал несколько дней тому назад ‹…›. Потом Сталин сказал: „Вот ответ. Прочтите его“. Боюсь, что через столько лет я не смогу совершенно верно воспроизвести слова Гитлера. Но что я точно помню: ‹…› Я читал в „Правде“ 14 июня „Сообщение ТАСС“ и в нем, к моему изумлению, я нашел те же самые слова, которые прочитал в письме Сталину в кабинете Сталина. То есть, в советском документе я увидел напечатанные те же доводы Гитлера.

Явной целью Сталина было, что, публикуя „Сообщение ТАСС“ от 14 июня, он хотел ускорить ответ Гитлера. Заявление начиналось обвинением Англии в распространении слухов, что Германия и СССР были „близки к войне“. По этим слухам, „Германия будто бы предъявила территориальные и экономические требования к СССР, и сейчас ведутся переговоры к сближению позиций ‹…›. СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР“. В „Сообщении“ заявляется, что „Германия не предъявляла СССР никаких претензий ‹…›. И обе стороны неуклонно соблюдают условия пакта о ненападении ‹…›. Слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР, лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; ‹…› слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными. Попытки представить летние сборы запасных Красной Армии, как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепы“. Такое количество обвинение Англии за слухи о войне, что отражались в письмах Гитлера, не должны казаться сюрпризом. Что было неожиданным для „Сообщения“, так это неестественная манера, в которой оно рисовало состояние советско-германских отношений всего за восемь дней до фашистского нападения».