Оксана Захарова - Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи

Необходимые, но в то же время жесткие меры карантина во время чумы создавали местному населению на зараженных территориях серьезные проблемы в различных сферах их деятельности.

И в данной ситуации многое зависело от степени влияния местной власти на людей, насколько ей удавалось создавать необходимую моральную и экономическую поддержку населению, в противном случае одна трагедия порождала другую. События в Севастополе 1830 г. во многом подтверждают вышесказанное.

М.С. Воронцов находился в Одессе и готовился к отъезду за границу своей любимой дочери Александры, когда случились так называемые севастопольские события: «В нем возгорелась борьба между чувствами отца и долгом верноподданного» [530] Щербинин М.П. Биография генерал-фельдмаршала князя М.С. Воронцова. СПб., 1858. С. 199–200. . М.С. Воронцов делает выбор и спешит туда, куда зовут его долг и обязанности.

Находясь на Северной стороне оцепленного из-за чумы Севастополя, под зноем, в палатках, как пишет очевидец событий М.П. Щербинин, М.С. Воронцов должен был быстро осознать причины бунта, степень виновности участников беспорядков и тех, кто вовремя не принял мер к их ликвидации. Он работал с раннего утра, единственным видом отдыха, подчеркивает Щербинин, были поездки каждый вечер на лодке через бухту с Северной к Графской пристани города, где ждали его распоряжений.

Неопубликованные материалы, хранящиеся в фондах РГАДА, — выводы следственной комиссии о причинах бунта [531] РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2384. — позволяют нам оценить меры, принятые М.С. Воронцовым к ликвидации его последствий. В специальном донесении комиссии на имя М.С. Воронцова, в частности, говорилось: «Непокорные жители Корабельной слободки приносили жалобы на претерпеваемые ими нужды в продовольствии и топливе, на неприличное с ними обращение, на лишение способов к заработкам во время карантинного их положения, на деланные им угрозы и, наконец, на продолжительность оцепления» [532] Там же. Л. 15–16. .

Началом к возмущению послужило выступление 27 мая женщин Корабельной слободки, следовательно, для предотвращения событий 3 июня власти имели неделю времени. Социальный состав принявших участие в восстании был довольно пестрый: наряду с рабочими и низшими военными чинами по делу проходили представители высшего командного состава армии и флота, мещане, лица духовного звания. Всех участников насчитывалось 1580 человек [533] Там же. Л. 12–13. .

Ссылаясь на показания чиновников, находившихся при Севастопольском военном губернаторе Н.А. Столыпине [534] Н.А. Столыпин был родным братом Е.А. Арсеньевой, бабушки М.Ю. Лермонтова. , комиссия подчеркивала, что контр-адмирал Скаловский «не способствовал надлежащим образом намерениям Столыпина к усмирению непокорных оружием, но Скаловский нисколько сего не подтверждает, напротив того, объясняет, что Столыпин никогда не имел намерения и не поручил ему действовать оружием» [535] РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2384, л. 13. .

Скаловский заявлял, что жители Корабельной слободки заверяли его, что не нарушат карантинных правил, о чем он довел до сведения Столыпина.

Комиссия пришла к выводу, что Столыпин не оценил должным образом опасности и не проявил твердости для предотвращения бунта. Поведение некоторых офицеров и нижних чинов способствовало действиям бунтующих. Некоторые из нижних армейских чинов были замечены в грабежах. Такое бездействие войск, по мнению членов комиссии, не давало свободу действий бунтующих, но склонило на их сторону тех, кто пребывал в нерешительности. В заключение следственная комиссия пришла к выводу, что бунт, с 3-го на 4-е число июня в Севастополе произшедший, в свое время был не прекращен, а «прекратился сам собой» [536] Там же. Л. 14. .

Основным источником деятельности самого М.С. Воронцова в ликвидации последствий бунта 1830 г. в Севастополе служат его мемуары, опубликованные на французском языке (на русском языке данный источник не издавался) [537] Архив князя Воронцова. Кн. 37. . Согласно приказу императора, М.С. Воронцову было поручено командование всеми войсками, находящимися в городе и его окрестностях, и морским флотом; ему подчинялись все административные власти Севастополя.

Для ограничения распространения чумы М.С. Воронцов предписал адмиралу Грейгу, чтобы ни одно из судов флота вплоть до его приказа не покидало Севастопольского рейда. «Боясь, в свою очередь, заразы, адмирал Грейг поднял весь парус и ушел в море. Это страшно взволновало графа Михаила Семеновича, и он написал письмо Государю, прося чуть ли не о предании суду Грейга» [538] Из воспоминаний и рассказов // Русский архив. № 6. 1897. С. 289. . Одним из состоявших при графе был чиновник особых поручений А.Я. Фабр, которому было поручено отправить послание Императору. «Фабр стал читать и, окончив, изорвал его в мелкие куски. Граф, пораженный подобной дерзостью и дрожа от гнева, спросил Фабра, как он смел решиться на подобный поступок?

„Эта жалоба недостойна великой души вашей противу человека, которого ваше сиятельство так уважает“, — спокойно ответил Фабр. Несколько минут граф оставался безмолвным, затем протянул руку Фабру, сказал: „Благодарю Вас, я погорячился“. Другого письма, конечно, написано не было, а поступок Фабра еще более усилил то доверие, которым он у графа пользовался» [539] Из воспоминаний и рассказов // Русский архив. № 6. 1897. С. 289. . Этот эпизод еще раз подтверждает умение М.С. Воронцова общаться с подчиненными. К тому же мы имеем свидетельство особых полномочий, имевшихся у генерал-губернатора, что выразилось в его реакции на действия адмирала Грейга, с которым Воронцова связывала многолетняя дружба. Но при всем этом он требует у Императора отдать под суд адмирала за то, что последний посмел нарушить его приказ.

Еще одним фактом, характеризующим административно-политическую деятельность генерал-губернатора, служит письмо М.С. Воронцова к А.И. Красовскому с указаниями по административной работе в связи с передачей ему временного управления губерниями Новороссийского края и Бессарабской областью, причем документ хранится в РГАДА с пометкой «секретно» [540] РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2384. .

В нем, в частности, говорилось, что, передавая временно управление Новороссийской губернией и Бессарабской областью А.И. Красовскому, М.С. Воронцов просит обратить особое внимание на следующие вопросы: разобраться с доносами, поступившими из Бессарабии, выполнить распоряжения о карантине и состоянии порта.

М.С. Воронцов подчеркивал, что военные обстоятельства, эпидемия чумы, бунт в Севастополе «не дозволяли мне входить в подробное на месте удостоверение насчет внутренних распоряжений по некоторым управлениям, но Ваше Превосходительство по миновании обстоятельств, меня задерживающих, и по отличному усердию своему, конечно, не преминете войти в личное розыскание по двум упомянутым предметам, и тем окажете мне дружеское пособие по общему искоренению зла, если и оно где-либо существует» [541] РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2385, л. 1–2. . Таким образом, не только гражданская администрация, но и военное командование были обязаны в экстремальных ситуациях подчиняться распоряжениям генерал-губернатора, имевшего право и обязанность докладывать о своих проблемах во взаимоотношениях с различными ветвями гражданской и военной власти Императору.