Георгий Шавельский - Воспоминания последнего Протопресвитера Русской Армии и Флота (Том 1)

К концу июля 1914 года о. Георгий подготовил на высочайшее имя проект полной реорганизации управления военного и морского духовенства. Осуществить его ему уже не было дано. Грянула война. О. Георгий получил назначение в Ставку Верховного Главнокомандующего.

Дальнейшую историю своей жизни и деятельности о. Георгий рассказывает сам в предлагаемых вниманию читателей воспоминаниях. После окончания гражданской войны о. Георгий переехал в Болгарию. Здесь он сперва стал рядовым священником. Выдающиеся способности и яркий проповеднический талант о. Георгия был вскоре оценен как болгарскими церковными властями, так и местным университетом. О. Георгий был привлечен к педагогической работе сперва как преподаватель Софийского университета, затем как профессор Богословского {8} факультета Софийского университета; одновременно он состоял законоучителем и директором русской гимназии.

О. Георгию суждено было пережить и Вторую мировую войну. Он скончался, вернее, тихо угас 2-го октября 1951 года. Несмотря на то, что о смерти о. Георгия нельзя было известить всех его друзей, близких и знакомых, весть о кончине о. Георгия с молниеносной быстротой разнеслась не только по Софии, но и по провинции. Похороны о. Георгия привлекли огромное количество народа, пожелавшего проститься с прахом любимого пастыря и наставника.

Выдающиеся организаторские способности, педагогический талант, независимость суждений, верность своим убеждениям, сочетались в о. Георгии с удивительной скромностью в личной жизни и привычках. Эта скромность особенно бросалась в глаза при сравнении с широтой его помощи ближним и дальним. Эти качества о. Георгия Шавельского послужили источником легенды, которая еще при его жизни стала складываться вокруг его имени.

{9}

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Так это было недавно. Всего немного более трех лет отделяет нас от того времени, когда Родина наша была великой, богатой, могучей. И несмотря на это, между тем прошлым и переживаемым настоящим лежит целая эпоха, нет... не эпоха, а целая бездна. Всё старое прошлое - и доброе и худое, может быть, на веки уступило место новому. Сейчас жестокому, безудержному, грозному, в будущем - неизвестному.

И от всего этого прошлого только и остались обрывки воспоминаний, которые от времени до времени то целыми картинами, то отдельными тенями проходят пред сознанием, представляясь иногда каким-то волшебным сном, или спокойным и приятным, или тревожным и мучительным, но всегда далеким-далеким от настоящей действительности. И чем дальше идет время, тем больше хочется сберечь их, тем больше является опасений, как бы не изгладились они из памяти, или не изменили своего облика. Это опасение заставило меня теперь же взяться за перо, не дожидаясь того времени, когда в моих руках будет оставленный в России мой дневник, могущий, впрочем, и погибнуть за время моего скитальчества.

Пусть в передаче фактического материала и особенно в датировке событий, я окажусь не столь точным, как это было бы при пользовании дневником, но зато, в случае гибели дневника, мои настоящие воспоминания в значительной степени заменят его, а для будущего историка нашей беспримерной эпохи сослужат хоть ничтожную службу.

Воспоминания мои относятся, главным образом, к {10} трем годам Великой войны, в частности, к пребыванию моему в Ставке Верховного Главнокомандующего. По сложности и массивности событий эти годы были беспримерными в истории России. Предыдущего времени я касаюсь вскользь, для связи с последними дореволюционными годами.

Глубокий интерес, с которым я относился к совершавшимся в Ставке и при царском Дворе событиям, предшествовавшим революции, помог мне прочно запечатлеть их в моей памяти. Надеюсь, поэтому, что в передаче фактов я буду достаточно точным. Сознание же великой ответственности пред историей за правильное освещение событий поможет мне быть и объективным.

Конечно, центральными действующими лицами в моих воспоминаниях выступят Государь и его несчастная семья, а затем окружавшие его, влиявшие и имевшие возможность влиять на него. Главным же сюжетом воспоминаний будет постепенно развертывавшаяся картина надвигавшейся революции, которую тщетно старались предупредить одни, которую упорно не хотели заметить другие и которой, - может быть, не ведая, что творят, - помогали третьи.

Между тем, всё усиливавшееся недоверие к слабовольному, всецело подчинившемуся своей доминирующей супруге царю, и возмущение против "распутинствовавшей" царицы не только в петроградских и московских высших кругах, но и в народе, и в армии, и даже в самой царской Ставке подрывали авторитет царской четы, подтачивали устои трона.

Зловещая фигура Распутина, овладевшего и разумом, и волей несчастной царской четы, много способствовала ускорению надвигавшейся страшной катастрофы.

Неизбежность этой катастрофы со второй половины 1916 года была очевидна для многих. Но царь и ближайшие лица его свиты, казалось, безучастно относились к быстро развивающемуся ходу грозных событий и совсем не подозревали наступающей опасности. Катастрофа разразилась для них неожиданно.

{11} Владычествовавшая в течение многих веков, казавшаяся всемогущею, русская царская власть сдала все свои позиции не только без бою, но и, можно сказать, без малейшего сопротивления. Блестящий русский царский трон рухнул, никем не поддержанный. На место царской пришла новая власть, наименовавшая себя Временным Правительством, составленная из людей, расстраивавших аппарат прежней власти, подготовлявших революцию, но ничего не предусмотревших и ничего не подготовивших для создания сильного аппарата новой власти.

В церквах стали возглашать: "Временному Правительству многая лета"! Как будто временное хотели сделать вечным... Рассказывали, что один дьячок, вместо, "Господи! силою Твоею возвеселится царь" (Псал. XX, 2), начал читать за богослужением: "Господи! силою Твоею возвеселится Временное Правительство". Несмотря, однако, на церковные, - едва ли искренние, молитвы, Временное Правительство не могло рассчитывать не только на долговечность, но и на сравнительную продолжительность, ибо оно оказалось вялым, нерешительным, безвольным, трусливым, близоруким.