Георгий Шавельский - Воспоминания последнего Протопресвитера Русской Армии и Флота (Том 1)

Великий князь должен был хорошо знать деревню с ее нуждами и горем. Он ежегодно отдыхал в своем Першине. И, однако, я ни разу не слышал от него речи о простом народе, о необходимых правительственных мероприятиях для улучшения народного благосостояния, для облегчения возможности лучшим силам простого народа выходить на широкую дорогу. В Першине образцовая псарня поглощала до 60 тысяч рублей в год, а в это самое время из великокняжеской казны не тратилось ни копейки на Першинские просветительные и иные неотложные народные нужды. В этом отношении великий князь Николай Николаевич, можно сказать, не выделялся из рядов значительной части нашей аристократии, отгородившейся от народной массы высокою стеной всевозможных привилегий и слабо сознававшей свой долг пещись о нуждах многомиллионного простого народа. У великого князя как-то уживались: с одной стороны, восторженная любовь к Родине, чувство национальной гордости и жажда еще большего возвеличения великого Российского государства, а с другой, тепло-прохладное отношение к требовавшему самых серьезных попечений и коренных реформ положению низших классов и простого народа. В таком сочетании противоположностей сказывался известного рода эгоизм и своего рода близорукость, ибо для действительного и прочного возвеличения российского государства прежде всего требовалось повышение уровня жизни народной массы и всё большее и большее приобщение ее к культурной жизни страны.

Великого князя Николая Николаевича все считали решительным. Действительно, он смелее всех других говорил царю правду; смелее других он карал и миловал; смелее других принимал ответственность на себя.

{138} Всего этого отрицать нельзя, хотя нельзя и не признать, что ему, как старейшему и выше всех поставленному великому князю, легче всего было быть решительным. При внимательном же наблюдении за ним нельзя было не заметить, что его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность. Это сказывалось и в мелочах и в крупном: великий князь до крайности оберегал свой покой и здоровье; на автомобиле он не делал более 25 верст в час, опасаясь несчастья; он ни разу не выехал на фронт дальше ставок Главнокомандующих, боясь шальной пули; он ни за что не принял бы участия ни в каком перевороте или противодействии, если бы предприятие угрожало его жизни и не имело абсолютных шансов на успех; при больших несчастьях он или впадал в панику или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны и в начале революции.

У великого князя было много патриотического восторга, но ему недоставало патриотической жертвенности. Поэтому он не оправдал и своих собственных надежд, что ему удастся привести к славе Родину, и надежд народа, желавшего видеть в нем действительного вождя.

{141}

VIII

Первые победы и первые поражения

8 сентября 1914 г. в г. Гродно я долго беседовал со своим земляком, комендантом Гродненской крепости, генералом от инфантерии М. Н. Кайгородовым.

Ужасные минуты переживали мы после объявления войны, - рассказывал он мне, - крепость наша тогда еще не была закончена. Недостроенные форты стояли без орудий (Потом орудия были привезены из Осовца и Ивангорода (крепостей).). В момент объявления войны граница против крепости и самая крепость охранялись всего тремя полками 26 пехотной дивизии, одним полком 43-й дивизии и 26 артиллерийской бригадой, - это была вся наша сила. Два полка стояли на самой границе, два - позади ее. А против этой крошечной силы стояли три или четыре немецких корпуса. Что им стоило опрокинуть нас и идти триумфальным маршем на Гродно и дальше. Ужас охватил население Гродно. 20-го июля, в 4 часа дня, Гродненский архиепископ Михаил с духовенством служил на площади молебен перед вынесенной на площадь святыней города Гродно - Коложанской иконой Божьей матери. Собрался весь город. Стон стоял от рыданий толпы... В этот вечер Вильгельм повернул свои корпуса на Францию. Гродно было спасено.

Ко времени нашего приезда в Барановичи (2 авг.) боевая картина фронта совершенно переменилась. Пользуясь бездействием неприятеля, занявшегося французским фронтом, наше командование успело собрать на границе Восточной Пруссии большие силы. На восточной ее границе вытянулись войска Виленского округа, образовавшие армию, под командой {142} генерала П. К. Рененкампфа, в составе корпусов III, IV и ХХ-го и 51/2 кавалер. дивизий, при 55 артиллерийских батареях. К 4 августа эти корпуса стояли на границе в полном составе. На южной границе Восточной Пруссии собиралась II-я армия генерала А. В. Самсонова, в составе корпусов I, II, переброшенного 9-го августа в I-ую армию, VI, XIII, XV и ХХШ-го. Хотя к 4 августа эта армия еще не была в

сборе, однако, генерал Рененкампф в этот день со своей армией начал наступление.

Против армии Рененкампфа немцами были выдвинуты I, XVII и XX армейские корпуса и I резервный с ландверной бригадой, - всего 8 с половиной пехотных дивизий против 6 с половиной русских. Конницей русские превосходили немцев, а артиллерией - несравненно немцы (95 батарей, в том числе 22 - тяжелой артиллерии против 55 русских).

Немецкие войска не смогли выдержать натиска наших корпусов, - началось отступление. Рененкампф быстро занял Сталюпенен, Гумбинен, Инстербург и уже угрожал Кенигсбергу. Немцы оказывали не особенно сильное сопротивление; наши войска не везде имели одинаковый успех; по местам продвижение давалось после жестоких потерь... Но воспитанный на приемах Китайской и Японской войн, генерал Рененкампф в своих донесениях неудачи замалчивал, успехи преувеличивал и раздувал. Значительный успех был раздут до размеров огромной победы.

Что происходило в Ставке после шумных извещений генерала Рененкампфа, этого я не знаю, ибо с 7-12 августа я странствовал по фронту в районе Владимир-Волынск-Холм-Люблин, посещая боевые части и госпиталя. Во Владимир-Волынске я, между прочим, видел следы первого боя с австрийцами, трофеи в виде пленных и разных предметов обмундирования и пр., привлекавшие тогда к себе большое внимание.

В Холм я приехал в воскресенье 10 августа. В чудном Холмском соборе в этот день Холмский епископ {143} Анастасий совершал литургию, а после нее на площади перед собором торжественный молебен по случаю победы, одержанной войсками генерала Рененкампфа. Площадь была заполнена многотысячной толпой. Среди молящихся находились: командующий V армией генерал П. А. Плеве и начальник его штаба генерал Е. К. Миллер, - оба лютеране. Епископ Анастасий перед молебном произнес одушевленную патриотическую речь, а после молебна поднес генералу Плеве икону. (Кажется, копию Холмской иконы Божией Матери.) Плеве на коленях принял икону из рук епископа. После литургии оба генерала, я и Холмский губернатор обедали у епископа Анастасия. Из беседы с генералами и из той торжественности, с какою праздновалась победа, я понял, что победу считали очень большой.