Георгий Шавельский - Воспоминания последнего Протопресвитера Русской Армии и Флота (Том 2)

Георгиевские кресты уравнивали глупцов и мудрецов, подлинных героев и бесчестных честолюбцев, открывая и тем, и другим почти одинаковый служебный простор.

И нередко случалось, что увенчанный георгиевским крестом в целом ряде последующих дел оказывался неудачником. Однако, георгиевские права за ним сохранялись.

{120} Ясно, что георгиевский статут устарел, нуждался в пересмотре и изменении. Но об исправлении его никто не думал.

Мне хотелось проверить свои сомнения относительно, знамен и георгиевского креста, побеседовать с авторитетными людьми, но я долго не решался на это, резонно опасаясь, как бы не обвинили меня в подкопе под военные основы.

Но вот случай представился.

В половине октября 1915 года я отправился из Могилева на Западный фронт. Пока на ст. Орша перецепляли мой вагон, я на перроне вокзала встретил двух генералов - командиров корпусов: 35-го генерала Рещикова и 16-го генерала Широкова, возвращавшихся после отпуска к своим корпусам, находившимся на Западном же фронте. Я предложил генералам перейти в мой вагон, на что они с благодарностью согласились, так как поезд был переполнен пассажирами.

Между нами завязалась оживленная беседа. Они интересовались новостями Ставки, я их расспрашивал о тыле, откуда они возвращались. Потом заговорили о фронте. Когда зашла речь о разных дефектах нашего военного дела, я, попросив наперед извинения, если окажусь еретиком, высказал мучившее меня сомнения о знаменах и георгиевских крестах. Генералы сначала буквально пришли в ужас от моих рассуждений. В особенности им казалась неприемлемой мысль, что полк может выйти на войну без знамени. И только после долгих споров они согласились, что во всяком случае об этих вопросах надо серьезно подумать. А я из разговора с генералами вынес убеждение, что волновавших меня вопросов не сдвинуть с места, и более уже не заводил с власть имущими речи о них.

{121} 5-ю армией с начала войны до июля 1916 г. командовал генерал-от-кавалерии П. Плеве. В течение нескольких лет перед войной он занимал должность командующего войсками Московского военного округа.

Генерал Плеве был не из числа тех генералов, которые в мирное время могли производить впечатление. Небольшого роста, невзрачный, немного сутуловатый, с кривыми ногами и большим носом, на котором, как бедуин на верблюде, сидело пенснэ, близорукий и молчаливый, - он не привлекал к себе внимания. Педантичный до мелочности на службе, неприветливый и сухой в обращении, он не пользовался любовью своих подчиненных.

Во время торжеств на Бородинском поле летом 1912 года с ним произошел случай, за который другой на его месте поплатился бы карьерой. Там Государь принимал огромный парад, которым командовал генерал Плеве. Верхом на коне последний представлял еще более жалкую фигуру. Но дело в другом. Ведя войска церемониальным маршем, генерал Плеве по своей близорукости не узнал Государя и остановился в другом месте. Получился скандал. Были уверены, что генерал Плеве слетит с должности. Но ему это происшествие сошло благополучно, как говорили, только благодаря заступничеству военного министра Сухомлинова, на сестре которого, Вере Александровне, был женат генерал Плеве.

На войне генерал Плеве, сверх всякого ожидания, оказался отличным командующим армией. Толковый, чуткий в отношении планов неприятеля, решительный, настойчивый и храбрый, он скоро заставил заговорить о себе, как о выдающемся военачальнике.

{122} Но сослуживцам его и на войне не было с ним легче. Генерал-квартирмейстер штаба 5-ой армии генерал И. К. Серебренников был отстранен от должности генералом Плеве еще в пути, не доезжая до театра военных действий, за то, что в штабе не оказалось какой-то карты, понадобившейся генералу Плеве.

Тяжелее всего было начальнику Штаба, генералу Е. К. Миллеру, как ближайшему сотруднику генерала Плеве. Прибыв летом 1916 г. в г. Двинск, где тогда стоял штаб 5-ой армии, я застал генерала Миллера в чрезвычайно удрученном состоянии.

- Что с вами, Евгений Карлович? - спросил я его. У него слезы показались на глазах.

- Тяжело мне с немцами, но еще тяжелее с командующим армией. Видите, до чего он издергал меня. Сил у меня больше не хватает служить с ним. Вы не можете представить, насколько он мелочен и придирчив. У меня весь дневной отдых сводится к получасу от 8.30 до 9ч. утра. Этими 30-ю минутами я пользуюсь для верховой прогулки, после чего в девять часов иду с докладом к командующему. Сегодня я запоздал ровно на 5 минут. И командующий разразился градом упреков по поводу моей "неаккуратности". Или другой случай на днях. Закончив работу к 12 час. ночи, я лег спать. Только я уснул, как меня разбудили: "Командующий зовет к себе". Я подумал, что случилось что-либо особенное, и, одевшись, быстро отправился к нему.

Что же, думаете вы, случилось? Командующий получил ничего не значащую телеграмму, но сам, по близорукости, не мог прочитать ее. Вот он и велел разбудить меня. Как будто у него нет адъютантов для таких дел. Силы совсем оставляют меня. Я готов куда угодно пойти, хотя бы и в командиры бригады, лишь бы избавиться от этой каторги.

- Хотите, - сказал я, - я переговорю с генералом Алексеевым?

{123} - Вы меня очень обяжете этим! - ответил генерал Миллер.

Вернувшись в Ставку, я передал генералу Алексееву свою беседу с генералом Миллером.

- Я отлично знаю генерала Плеве, - сказал генерал Алексеев, - сам служил с ним. Тяжелый и неприятный он начальник. Отлично понимаю генерала Миллера. Надо помочь ему! Вот что: расскажите-ка вы откровенно Государю про свою беседу с генералом Миллером. А я потом дополню.

В тот же день я беседовал с Государем.

- Я генерала Миллера очень хорошо знаю, - сказал Государь, выслушав меня, - он - мой сослуживец по лейб-гвардии Гусарскому полку. Отличный офицер! Знаю и Плеве: хороший вояка, но с ним не легко служить. Генерала Миллера мы выручим.

Скоро генерал Миллер был назначен командиром 26-го корпуса. А генерал Плеве в июле заместил генерала Куропаткина в должности Главнокомандующего Северного фронта, но тут он удержался не долго.

***

От генералов перейдем к дьяконам.

Отправляясь на театр военных действий, я взял с собою протодиакона церкви лейб-гвардии Конного полка о. Власова, донского казака, раньше состоявшего протодиаконом Новочеркасского кафедрального собора.

Огромного роста, с красивым лицом, большими выразительными глазами и достаточно пышными волосами, жгучий брюнет, с очень сильным голосом (басом) - он, кажется, родился, чтобы быть протодиаконом.

В мае 1916 года, объезжая фронт, я посетил {124} командира 26-го корпуса генерала А. А. Гернгросса, старого знакомого по Русско-японской войне и земляка. За мною вошел протодиакон Власов.