Владимир Кузнечевский - Сталин: как это было? Феномен XX века

Уничтожали не только тех, кто ранее принадлежал к правящему классу, а вообще уважаемых и авторитетных в обществе людей, в том числе и из простого народа, кто в царское время достиг хороших результатов в своей профессии и хотел работать на благо Родины, полагая, что какая бы власть ни образовалась в России после революции, ей все равно понадобятся опыт и профессиональные знания.

Именно так писал в своих письмах друзьям уже тогда известный своими социологическими работами преподаватель Петроградского университета, один из лидеров партии эсеров, 29-летний Питирим Сорокин (1889—1968). Но новой власти подающий большие надежды ученый был не только не нужен, но даже опасен. Ленин, прочтя его статьи в научных журналах, обозвал Сорокина мракобесом и кандидатом на высылку из Советской России. Ученого насильно выставили из России. Будучи твердым последователем гениального российского социолога, основоположника теории обособленных культурно-исторических типов (теория цивилизаций) Н.Я. Данилевского (1822—1885), в США П. Сорокин стал одним из родоначальников теории социальной стратификации и социальной мобильности, до конца жизни оставаясь верным своей любви к Родине (за год до кончины написал замечательную работу «Основные черты русской нации в 20 столетии»).

Сходная судьба была у знаменитого русского вертолетостроителя Игоря Ивановича Сикорского (1889—1972), который перед своей кончиной в США завещал потомкам беречь и охранять авторитет России в мире, изобретателя телевидения Владимира Кузьмича Зворыкина (1888—1982), никогда не забывавшего свою родину-Россию. Да мало ли их было, талантливых русских самородков, которые в России были обречены на прозябание в тюрьмах и лагерях или на смерть. Об одной такой судьбе рассказал К. Столяров.

Типичная для сталинского политического строя смерть в застенках НКВД во время допросов в сталинскую эпоху постигла выдающегося ученого в области создания минноторпедного оружия вице-адмирала, доктора технических наук, профессора, начальника кафедры кораблестроения и вооружения Военно-Морской академии, лауреата Сталинской премии Леонида Георгиевича Гончарова (1885—1948). Потомственный дворянин, в 1917 году имел звание капитана I ранга Российского флота, но, как пишет Столяров, по совокупности анкетно-биографических данных был заведомо обречен на уничтожение. Вопрос был лишь в том, когда подойдет его черед. После революции он остался в России, но арестовывался постоянно, в 1920-м, 1930-м, пока в 1948-м его, обвиненного в связях с английской разведкой, не забил до смерти на допросе тридцатидвухлетний следователь В.И. Комаров (слесарь с семиклассным образованием, русский).

В связи со сказанным возникает вопрос: может ли человек с менталитетом уголовного преступника встать во главе общества и руководить этим обществом десятки лет, да при этом еще и эффективно решать проблемы этого общества? Сталин всей своей жизнью показал (не доказал, а именно показал), что в кризисный период развития общества это возможно.

Но если посмотреть на нашу советскую историю внимательно, то следует признать, что никакой другой системы управления обществом, кроме криминальной, Иосиф Джугашвили в качестве лидера большевиков создать и не мог: большевистская среда не позволяла ему ни на шаг ступить в сторону. В нулевые годы XXI столетия на огромном массиве архивных материалов это убедительно показал в ряде своих монографий выдающийся российский историк Юрий Жуков. Методы построения нового общества никакими иными, кроме криминальных, не могли и быть. Вопрос об альтернативе не стоял. Эти методы корежили, уродовали не только общество, но и сам руководящий слой.

Сейчас, по прошествии многих десятилетий после смерти Сталина, до нас только-только еще начинает доходить, что преступными методами можно построить только преступную систему управления обществом. Именно это и было сделано. Мы именно такое общество и построили. Четверть века прошло с момента обрушения советской власти, но отношения между людьми, в особенности между теми, кто обладает властью на всех уровнях по вертикали и горизонтали, и до сего дня нередко строятся на основе переступания не только через каноны христианской морали и нравственных ее принципов, но и правовых норм. Коррупция и уголовщина, в буквальном смысле пронизывающие все наши общественные отношения, на всех уровнях власти (власти, а не народа в его целом!), они ведь, эти формы взаимоотношений, волокутся за нами из нашего сталинского прошлого. А точнее сказать — из большевистского. Здесь, как писал Гомер, «мертвый хватает живого».

Если сказать коротко, то до нас только сейчас начинает доходить, что в основе общества справедливости и просто нормального общества не могут лежать преступные методы его достижения.

Хотелось бы, правда, обратить внимание и на то, что никакие мы в этом плане не особенные. Все те тенета и путы, из которых мы сегодня с таким трудом выбираемся, это не только сугубо наши, российские, проблемы. Западные общества постоянно сталкиваются точно с тем же самым. Только Запад в этом плане идет в своем развитии немного впереди нас. Скорее уж удивляться следует не тому, что мы так отстали в своем развитии из-за эпохи сталинизма, а тому, как быстро мы учимся преодолевать это отстояние.

Выползание из этого наследия, из этого сталинского панциря, семь десятков лет сковывавшего российское общество, происходит с мучениями. Те, кто думает, что с коррупцией и насилием в нашем обществе можно покончить одним махом, только с помощью какого-то президентского указа, сильно заблуждаются. Тот факт, что пришедшие к власти после 1991 года люди (целый социальный слой) принялись строить новую Россию именно сталинскими, большевистскими методами, с помощью часто преступных способов — он, этот факт, объясняется просто: эти люди просто не знают других методов, они же сами выросли и сформировали свой менталитет в условиях сталинской системы [19] Один из членов гайдаровского правительства, Андрей Нечаев (министр экономики РСФСР в 1991—1993 гг.), в 2013 году дал довольно откровенную в этом плане характеристику гайдаровскому правительству. В беседе со своими тогдашними коллегами, тоже министрами Альфредом Кохом и Петром Авеном, спустя 20 лет он вспоминал: «Егор Гайдар, безусловно, не боялся принимать тяжелые решения. Единственное, конечно, у него был такой чрезмерный большевизм, что его объединяет с Чубайсом». Его прерывает А. Кох: «Может быть, только большевизмом и можно победить большевизм?» А. Нечаев: «На стадии борьбы с большевизмом — да. Но вот на стадии, когда все-таки уже идет нечто созидательное — не уверен. Твердая уверенность (пусть даже зачастую специально наигранная), что ты точно знаешь, как надо, не всегда полезная вещь. Что меня немножко разводило с Толей (Чубайсом) — это его уверенность, что он твердо знает, что нужно сделать, чтобы люди были счастливы. Если они даже этого сами не понимают. Если они этого сейчас не понимают, мы их туда загоним». Петр Авен: «Ну, это ты про Чубайса говоришь. А Гайдар?» А. Нечаев: «По сравнению с Чубайсом — в меньшей степени. Но определенно нотки в этом смысле у Егора были» (Авен П. Революция Гайдара: История реформ 90-х из первых рук. М.: Альпина Паблишер, 2013, с. 173—174). . Когда в 1993 году литературный критик Юрий Карякин, увидев результаты выборов в Госдуму, потрясенный, крикнул в телекамеру: «Россия! Ты сдурела!» — это был результат именно того, что социальный слой, пришедший к власти после 1991 года, рассчитывал, что социальные и политические отношения в постсоветском обществе удастся изменить в течение одной ночи. Нет, чудес не бывает. Мы все еще выкарабкиваемся из сталинской шинели. И сколько этот процесс будет длиться — никто из нас наверное сказать не может.