Владимир Кузнечевский - Сталин: как это было? Феномен XX века

А.А. Фадеев 3 июля 1931 года в газете «Известия» опубликовал статью под названием «Об одной кулацкой хронике», которую закончил пересказом сталинских слов: «Коммунисты, не умеющие разобраться в классовой сущности таких “художников “, как Платонов, обнаруживают классовую слепоту, непростительную для пролетарского революционера.

И потому нас, коммунистов, работающих в “Красной нови”, прозевавших конкретную вылазку агента классового врага, следовало бы примерно наказать, чтобы наука пошла впрок».

Номер «Красной нови» с «бедняцкой хроникой», несмотря на крайнее раздражение Сталина, не был изъяты из продажи и библиотек, чему подвергся номер «Нового мира» с «Повестью непогашенной луны» Б. Пильняка, и оставался доступным всем интересующимся.

Остается добавить только, что И.М. Беспалов был в 1937 году расстрелян 37 лет отроду, а Б.А. Пильняк (настоящая фамилия Вогау) расстрелян в 1938 году, 44 лет отроду.

Сталин иногда говорил, что он ценит русский народ. Но это был не более чем камуфляж. Когда он в ходе коллективизации приступил к уничтожению русского крестьянства, то фактически замахнулся на то, чтобы уничтожить не крестьян как основополагающий класс России, но саму базу тысячелетней культуры всего русского народа, которая формировалась именно в толще крестьянской (читай — народной) массы.

В самом деле, откуда пошли русские пословицы и поговорки? Где черпали Чайковский и Глинка материал для создаваемой ими музыки? Откуда Пушкин брал сюжеты для своих сказок? На чем, на какой фактической базе вырос русский народный язык Тургенева? На чем вообще зиждется вся русская культура, которую знает мир? Все это основой своей стоит на крестьянской (читай — народной) почве. Вот ее-то, эту почву, фундамент русского образа жизни, Сталин и надломил своей коллективизацией.

К концу 1930-х годов Генсек как бы «прозрел» и начал делать шаги в защиту тысячелетней русской культуры. Именно Сталин идеологически неожиданно уничтожил авторитет Демьяна Бедного, который в 1930-х годах вдруг принялся оплевывать русское устное народное творчество, русские сказки и былины, публично высмеивать древнюю историю Руси и России.

И все же из песни слова не выкинуть. Вместе с этими отдельными шагами Сталин тут же усиливает войну против православного духовенства. В 1930-е годы в условиях жесточайшего давления на крестьянство в ходе коллективизации сталинская длань опустилась на вторую основу и базу русской культуры — на православие. Резко возросло число закрывающихся монастырей и храмов, продолжились аресты и расстрелы священнослужителей.

Эти действия генерального секретаря разрушали (и разрушили!) саму основу русской православной цивилизации.

Надо сказать, Сталин был всегда (и очень) озабочен тем, чтобы внешний мир (а внешним для него было все, что не находилось в его голове и в его чувствах) воспринимал его поступки и действия так, как ему (и только ему) было надобно. Однажды сконструировав нужную интерпретацию события, генсек воспринимал придуманную им картину как действительную и своим собеседникам или аудитории уже преподносил ее как истинную. И звучало это всегда как искреннее мнение. Ему верили. Вот как оценил он, например, коллективизацию и свои действия по колхозизации деревни в 1942 году в беседе с У. Черчиллем (1874—1965). Британский лидер постарался максимально близко к действительности воспроизвести в своих мемуарах канву их беседы в Москве.

Черчилль посочувствовал советскому лидеру, упомянув, что бороться в период коллективизации пришлось «с миллионами маленьких людей». В ответ «Сталин очень живо и эмоционально возразил.

— С десятью миллионами, — сказал он, подняв руки. — Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны были механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами пытались объяснить это крестьянам. Но с ними бесполезно спорить. После того, как вы изложите все крестьянину, он говорит вам, что он должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском… Обсудив с ними это дело, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдется без тракторов.

— Это были люди, которых вы называли кулаками? — спросил Черчилль.

— Да, — ответил он, не повторив этого слова. После паузы он заметил: — Все это было очень скверно и трудно, но необходимо.

— Что же произошло? — спросил Черчилль.

— Многие из них согласились пойти с нами, — ответил Сталин. — Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области, или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная их часть была непопулярна, и они были уничтожены своими батраками.

Наступила довольно длительная пауза. Затем Сталин продолжал: “Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Раньше выращивались всевозможные сорта зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает еще большее увеличение снабжения продовольствием”» {97} 97 Черчилль Уинстон. Вторая мировая война. Т. 2. М.: 1991, с. 526—527. .

Авторитет Черчилля в мире как мемуариста, точно воспроизводящего слова тех, с кем он вел беседы, очень высок. Никто и никогда из участников таких бесед, прочитав мемуары британского премьера, ни разу не упрекнул его в том, что он что-то неточно передал. Нет никаких оснований сомневаться и нам в том, что выдающийся британский политик точно передал слова своего московского собеседника.

А вот что касается слов Сталина о кулаках… Я, может быть, забегаю вперед, но все же скажу… Здесь у генсека всё — неправда, всё — искажение истины.

Сталин, по-видимому, сознательно умолчал о том, кому власть передавала в пользование трактора. Всё дело в том, что она передавала их бедноте, которая потому и была беднотой, что чаще всего трудолюбием не отличалась. В данном случае я говорю о массе крестьян такого рода, а не о тех 7—8%, о которых А.И. Рыков говорил, что они к концу 1920-х годов стали собирать хлеба с российских нив больше, чем это делала царская Россия, и к тому же еще давали работу тем, кто сам себя на тяжелый сельскохозяйственный труд организовать ленился. В сталинское время таких людей большевики записывали в кулаки и тракторов им не давали.