Михаил Шевердин - Осквернители (Тени пустыни - 1)

Снежные тучи нависли не только над радостными курганчами аула Геоклен, где поближе к огню теснились колхозники и их гости, где в чугунных кувшинчиках кипела вода для чая, а в котлах жарилась, варилась, парилась всякая всячина, от чего рождались в желудке и сердце такие приятные ощущения. Черные тучи ползли над близкими барханами, где в песок зарылись от пронзительного ветра те, в ком и огни в курганчах, и гром барабанов, и запахи пищи порождали зависть и черную злобу. Чем больше разгоралось горячее зарево, тем бешенее над верхушками барханов метались тени в высоких папахах...

Огонь в пустыне виден издалека. Огонь костра в пустыне видит не только добрый путник. На огонь идет и волк. Огонь привлекает к костру всякую дрянь и нечисть.

В Хорезме многие живут в курганчах. Четырехугольные свои усадьбы-крепостцы издавна каждая дехканская семья строила с зубцами на глинобитных стенах, с бойницами, с крепкими карагачевыми воротами. Пустыня всегда угрожала. Мирные люди берегли себя и своих детей. Курганчи разбросаны среди полей. В селении нет площади или большого помещения, и негде поэтому устроить той - пиршество для всех колхозников сразу за одним дастарханом. Народ и сегодня собрался по курганчам. Ничего, что не все вместе радуются пшенице и джугаре, просу и кукурузе, тыквам и репчатому луку, моркови и рису, полученным по трудодням. Ничего, что в одной курганче готовят плов, в другой бараний шашлык, а в третьей что-то вкусное из конины. Ничего, что в стенах одной курганчи при огне костра борются знаменитые палваны, а в другой поет свои древние песни знаменитый джирау с Аму, а в третьей под тамбур, сурнай и уральскую гармошку лихо отплясывают кавказскую лезгинку... Курганчи не так уж далеки друг от друга. Труда не составляет и даже весело за ночь походить от одной курганчи к другой и посидеть за разными дастарханами. Кому что интересно.

Весело трещит сухая колючка в кострах, завлекательно бьют барабанщики в свои глиняные, обтянутые воловьей кожей барабаны, увлекательны сказы бахшей о могучих героях, вкусные кушанья готовят хозяйки курганчей. Разве кто помнит такое веселье в ауле Геоклен? Все сыты, согреты, все рады, все веселятся и хотят, чтобы все веселились. Пусть знают, что такое колхоз! И кому в голову придет вспоминать сейчас, что рядом пустыня и что над верхушками барханов мечутся тени... А может, это не чьи-то тени, а только кружится под весенним, еще таким неприветливым ветром песок? Нет-нет, какие там тени? Какие тревоги? Да и кто посмеет мешать такому веселью? Давайте скорее пойдем в курганчу к председателю, старому капитану Непесу. Разве вы не слышите взрывов хохота, колеблющих столбы дыма костров? Говорят, у Непеса-капитана собрались злоязычные острословы со всего Хорезма и устроили такое "аския-гурунг" - состязание в остроумии, от которого не поздоровится самому бородатому аллаху. От соли и перца шуток даже верблюдицы стыдливо закрывают лапами уши, а шершавая шкура на их глупых мордах краснеет...

"Хохотом тушить пламя!.." Так говорят в Хорезме. Наверно, батыры еще в допотопные времена, разные рустамы, сулейманы-пророки да равшаны и взаправду хохотали так, что огонь в очагах потухал. Хохот в непесовской курганче стоял такой, что многих шуток никто и не слышал, но сотня здоровенных глоток после каждого слова изрыгала такое доброе рычание, что и взаправду языки пламени испуганно прижимались к углям и обдавали лица гостей снопами искр. Да и как не похохотать, когда все только что поели досыта вареной баранины с прозрачным сладким салом и запили ее из огромных деревянных мисок пузырящимся айраном.

Хохотал пуще всех сам председатель колхоза капитан Непес, хоть и ему самому изрядно доставалось от ядовитых старичков - аскиячи. Капитан Непес, да и все колхозники знали, что у него довольно-таки нелестное прозвище Сом, намек на его оставленное совсем недавно занятие капитана-речника, и что острословы не преминут сделать его предметом для шуток.

- Слыхали, - пропищал гурленский аскиячи, особенно желчный старикашка, - в Аму-Дарье все сомы повывелись...

- Известно, повывелись начисто, - подхватил страховидный бородач по прозвищу Язык Перец из Ташауза. - Только куда они подевались?

- Я знаю, - поспешил вмешаться третий остряк из Хивы, которого почему-то все называли Аскиячи Молодой, хоть лет ему было под семьдесят, усатых сомов теперь в председатели колхозов повыбирали.

Все недвусмысленно посмотрели на капитана Непеса и, хотя шутка выглядела совсем уж немудреной, оглушительно захохотали. Здесь бы капитану Непесу не растеряться и самому погаерничать, чтобы отвести от себя острие шуток, но он замешкался на мгновение и уже желчный гурленец завладел положением.

- А знаете, почему прожорливого сома назначают в председатели? Не знаете?

- Знаю! - заорал Язык Перец. - Усатый сом разинет пасть - и вся рыбешка... хлоп!

И, разинув по-сомьи рот, швырнул в него горстку кишмиша с жареным горохом и захлопнул. Снова капитан Непес оказался битым, и все захохотали.

Он совсем растерялся и побагровел. Для председателя состязание поворачивалось не очень приятно. На что намекают старцы? И опять медлительность подвела. Но тут за него вступился толстяк Менгли:

- Хорошо, что сом выбрался на берег, - хихикнул он, сдвинув свою лохматую папаху на нос.

Все повернули головы и уставились на лукавую физиономию старого дехканина, на которой, кажется, каждая рябинка смеялась.

- Быть прожорливым тоже не всегда плохо, - важно сказал Менгли. - Я знаю одного сома: открыл он пасть и... две тысячи пудов хлеба и две сотни верблюдов хлоп - у него в желудке.

Хохот снова чуть не затушил костра.

Хивинский остряк поспешил подкинуть в аскию свою остроту:

- Ну еще хлеб для желудка ничего, подходяще, а вот с верблюдов как бы в нужник не начать бегать. Велики больно... Да и шкура-то у них жесткая...

Когда смех утих, капитан Непес наконец сумел вставить словечко:

- Сколько аркан крепкую шкуру не трет, не перетрет. А колхозный желудок и верблюдов переварит без вреда для здоровья.

Многие еще не понимали, в чем дело и почему с сома перешел разговор на верблюдов, но все от души хохотали. Всем понравилось, что их любимец председатель капитан Непес наконец сумел отшутиться.

Но, увы, тут же сам Непес все испортил:

- Наши желудки крепкие, у нас запор. Что нам, сомам, две тысячи пудов зерна и двести верблюдов? Вот от такой новости у Старика начнется понос...

Он с торжеством обвел глазами багровые от жара костра и сытной пищи лица и осекся... Никто не смеялся. Холодом пахнуло на курганчу, на гостей. Костер вдруг притух, и клубы дыма погнало по двору.

- Э, председатель, зачем помянул ты Старика? Поберегись, капитан! сдавленно пискнул желчный гурленец. Слова его и взаправду брызнули желчью. Многие в глубине души согласились, что Джунаида Старика поминать в шутливой беседе не следовало бы. Еще беду накличешь.