Лев Лопуховский - Вяземская катастрофа 41-го года

4-я армия заходит фронтом на север. Степень сопротивления противника на различных участках неодинакова. Становится ясно, что противник хочет удержаться, но не может. 9-я армия находится в довольно трудном положении. Наступление 3-й танковой группы приостановилось из-за отсутствия горючего и возобновится только во второй половине дня. Пехота, совершая форсированные марши, быстро подтягивается, так что можно надеяться, что сопротивление противника, упорное и, видимо, на отдельных участках организованное, будет вскоре сломлено. Противник перебрасывает силы со спокойного участка фронта перед северным флангом 9-й армии (23-й армейский корпус, который еще не атаковал противника) на юг против нашей северной фланговой ударной группы.

<...> сопротивление противника почти всюду сломлено (за исключением фронта 2-й армии). Танковые дивизии продвинулись на 50, а пехотные дивизии – до 40 км. Противник продолжает удерживать фронт и ведет упорную оборону всюду, где он в состоянии ее организовать. Кое-где отмечено даже подтягивание резервов противника к фронту. Признаков преднамеренного отхода нигде не заметно.

<...> несмотря на поспешный отход на отдельных участках, организации планомерного и глубокого отхода не наблюдается. Группы противника, застрявшие в больших лесных массивах между нашими ударными клиньями, вскоре покажут нам, что противник не собирался отступать» [17].

5.10 в разведсводке группы армий «Центр» за 5.10 был сделан вывод:

«<...> отход противника нельзя рассматривать как осуществление замыслов командования. Ослабление сопротивления противника и отход на отдельных участках следует расценивать скорее как частное явление, зависящее от боеспособности соединений и складывающейся обстановки. <...> Отход главных сил противника, который на 4-й день наступления в основном должен был проявиться, не устанавливается. Напротив, обнаруживаются попытки обороняться всеми средствами и с привлечением всех имеющихся сил, а также локализовывать возникающие прорывы» [155].

В журнале боевых действий ОКХ 5 октября с удовлетворением записали: «на 4-й день нашего наступления противник все еще не начал отвод своих главных сил <...> можно прийти к выводу, что противник намерен любыми средствами и используя все имеющиеся резервы, удержать фронт и локализировать прорывы <...>» [156].

Несмотря на явно обозначившуюся угрозу охвата и последующего окружения, войска Западного и Резервного фронтов, находившиеся в 110 и более километрах от Вязьмы, продолжали удерживать пассивные участки фронта, хотя это потеряло всякий смысл: на восстановление положения на участках прорыва надежды не было, а оборонявшиеся здесь войска никого, по существу, не сковывали. Так, части 19-й и 106-й стрелковых дивизий 24-й армии продолжали вести тяжелые бои за удержание Ельни (см. схему 16), когда немцы были уже в 45 км от Вязьмы. Попытки наших войск по-прежнему упорно удерживать участки фронта между разрывами в оперативном построении фронтов играли на руку противнику.

В результате постоянных перебоев и нарушений связи как командование фронтов, так и высшее советское руководство до 5 октября не имели ясного представления об обстановке на фронте. Но дело заключалось не только в этом. Следует признать, что обмен информацией как снизу вверх, так и сверху вниз в 1941 году не был еще как следует отлажен. В результате вышестоящие штабы не могли отслеживать истинное положение своих войск и действия противника, накапливать сведения о нем и, следовательно, прогнозировать дальнейший ход боевых действий и активно влиять на развитие оперативной обстановки. Это отрицательно сказывалось на управлении войсками. В то же время нижестоящие командиры, не зная общей обстановки, зачастую действовали вслепую. Приходилось сплошь и рядом посылать в нижестоящие звенья управления наблюдателей и «толкачей». Видимо, в Ставке, не получая достоверных данных о положении своих войск и противника, недооценивали степень опасности и считали, что на московском направлении, по сравнению с орловским, не так уж все плохо. В донесениях и сводках подчеркивалось, что войска 20-й и 16-й армий успешно отбивают атаки, что угрожаемые направления усиливаются за счет маневра резервами, что противник несет большие потери. Например, согласно донесению командующего 30-й армией (правда, за более длительный срок), «в боях с 2 по 7.10 частями армии уничтожено и выведено из строя 220 танков, 140 автомашин с пехотой и без, 22 миномета, 6 орудий, 7 – 8 тыс. человек противника» [157].

При оценке решений, принимаемых Ставкой и командующими фронтами (а также и действий войск), следует учитывать, что они не обладали всем объемом информации, известной теперь нам. Но, исходя из опыта прошедших месяцев войны, можно было понять, что противник и на московском направлении может применить отработанную им форму оперативного маневра – двусторонний охват с последующим окружением противостоящей основной группировки войск. А сигналы об этом уже были – Еременко после прорыва обороны на стыке Резервного и Брянского фронтов запросил разрешение на отвод войск на подготовленный тыловой рубеж. Учитывая низкую подвижность наших войск, запаздывание с принятием решений по противодействию этому виду маневра имело фатальный характер.

Если допустить, что командующие фронтами Конев и Буденный правдиво информировали Сталина и Шапошникова об обстановке, то они должны были по крайней мере к 4 октября оценить угрозу, нависшую над войсками обоих фронтов. Однако есть целый ряд свидетельств, что в Ставке и в Генштабе совсем не представляли всей опасности складывающейся обстановки на западном направлении и особенно в полосе Резервного фронта. А те, кто представлял и мог делать выводы, молчали, боясь обвинений в пораженческих настроениях. Они хорошо помнили обстоятельства, связанные с предысторией разгрома войск Юго-Западного фронта.

О том, как осуществлялась взаимная информация между Генштабом, фронтами и отнюдь не рядовым Московским военным округом, можно судить по воспоминаниям члена Военного совета этого округа дивизионного комиссара К.Ф. Телегина [158]. Позволю себе привести здесь несколько обширных выдержек из его книги «Не отдали Москвы», опубликованной в 1968 г. Дело в том, что после второго ее издания в 1975 г. во всех последующих публикациях, особенно в сборниках к очередным юбилеям битвы под Москвой, воспоминания Телегина подвергались серьезным сокращениям. При этом сокращались наиболее острые моменты, говорящие о шокирующей неосведомленности Ставки о положении на фронте 5 октября.

Утром 4 октября работник политуправления округа принес Телегину перевод речи Гитлера, произнесенной им по радио 3 октября. Фюрер заявил, что на Восточном фронте «<...> началась новая операция гигантских масштабов. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил <...>». О каком «решающем наступлении» и «разгроме» Красной Армии шла речь, было непонятно. О тяжелом положении Брянского фронта и захвате Орла немцами Телегину было известно. Знал он и о принимаемых мерах по защите Тулы. Телегин все же позвонил дежурному по Генштабу и получил успокаивающий ответ о положении на Западном и Резервном фронтах. Однако в частых и продолжительных нарушениях связи Генштаба с командованием этих фронтов просматривалась какая-то зловещая закономерность.