Игорь Ивлев - «Умылись кровью»? Ложь и правда о потерях в Великой Отечественной войне

В настоящее время авторский коллектив Г.Ф. Кривошеева подсчитал, что Красная Армия в 1941 г. потеряла 20,5 тыс. танков (из них 3,2 тыс. средних и тяжелых), 17,9 тыс. боевых самолетов, 101,1 тыс. орудий и минометов (без учета 50-мм минометов – 63,1 тыс.) [268]. Эти цифры ненамного отличаются от тех, что объявил Гитлер [269]. Попутно заметим, что к декабрю 1941 г. в действующей армии оставалось всего 1958 танков, из них 1393 легких [270]. И это с учетом прибывших в Советский Союз с октября по декабрь английских танков в количестве 361 [271].

Одновременно фюрер заявил, что к 1 декабря было взято в плен 3 806 865 советских солдат и офицеров. Еще большее число – 3,9 млн – назвал 19 февраля 1942 г. руководитель рабочей группы по использованию рабочей силы в управлении 4-летним планом Мансфельд в Экономической палате Рейха [272]. Оно базировалось на докладах немецких войск, согласно которым с начала войны по 31.12.1941 в плен было взято 3 906 765 человек (в т. ч. 15 196 офицеров) [273]. Однако после последующего уточнения их общее количество на 20.12.1941 уменьшилось до 3 350 639 (из них 15 179 офицеров), включая тех, кто к тому времени умер, бежал или был освобожден [274]. Видимо, это произошло за счет устранения двойного счета и исключения из числа военнопленных гражданских лиц, которых с самого начала стали привлекать к работе в промышленности и сельском хозяйстве без всяких ограничений.

В официальной немецкой истории Второй мировой войны записано:

«Из 3 350 000 советских военнопленных, захваченных в 1941 г., к 1 февраля 1942 г. погибло почти 60 %, включая свыше 600 000, начиная с декабря 1941 г. Их смертность была особенно высока на территории Рейха (18,5 % в декабре 1941 г.). К началу апреля 1942 г. около 47 % советских военнопленных умерли там от голода и тифа. Только одного этого факта вполне достаточно для доказательства, что советские военнопленные погибли не из-за каких-то неизбежных «чрезвычайных обстоятельств», а стали жертвами бесчеловечной политики, обрекавшей их на голодную смерть» [275].

Эти цифры хорошо перекликаются с данными уже известного нам К. Штрайта: из 3 350 639 советских военнопленных к 1 февраля 1942 г. в живых осталось только 1 020 531 человек, а еще 280 108 были отпущены. Остальные более 2 млн стали жертвами расстрелов, эпидемий, голода и холода [276]. Отметим, что основная масса советских военнопленных погибла от недоедания, болезней и лишений в 1941 г. – начале 1942 г. После поражения под Москвой, ознаменовавшего окончательный провал блицкрига, когда война перешла в фазу борьбы на истощение, пленные понадобились немцам в качестве дешевой рабочей силы. И отношение к ним соответственно изменилось: их перестали сознательно и целенаправленно сживать со света. Поэтому у тех, кто сумел уцелеть до этого времени, и у попавших в немецкий плен позже шансы на выживание значительно повысились.

К. Штрайт также приводит данные об общем количестве советских военнопленных, захваченных вермахтом. По данным отдела по делам военнопленных ОКВ, на 1 мая 1944 г. в немецком плену их насчитывалось 5 163 381 человек, в декабре 1944 г. – 5,6 млн; по данным ОКХ от 20 февраля 1945 г. – 5 734 528 на 31 января 1945 г. [277]Отметим, что и эта цифра, по существу, не является окончательной, ведь советские военнослужащие продолжали попадать в плен к немцам до самого конца войны. Например, даже в третьей декаде апреля 1945 г. в результате контрудара группы армий «Центр» под командованием Ф. Шернера часть войск 2-й польской и 52-й советской армий попали в окружение в районе Бауцена и понесли значительные потери. При этом 600 бойцов и командиров из их состава оказались в немецких руках [278]. Однако сведения о количестве советских военнопленных, захваченных вермахтом в последние три месяца войны, страдают неполнотой и недостоверностью, поэтому мы не будем их учитывать.

Совсем другое дело – военнослужащие Красной Армии, попавшие в плен к румынам и финнам. Мы уже приводили точную информацию об их количестве. С ее учетом при определении наших военно-оперативных потерь к числу военнослужащих Красной Армии, взятых в плен армией Германии, надо добавить 146,3 тыс. чел., плененных ее сателлитами. Таким образом, общее количество советских военнопленных, захваченных немцами и их союзниками, составит не менее 5,88 млн человек, что на 1,32 млн больше числа, подсчитанного коллективом Г.Ф. Кривошеева.

Авторы труда «Россия и СССР в войнах ХХ века», признав в основном немецкие данные о наших потерях в боевой технике, категорически не согласны с числом советских военнопленных. В связи с этим нам придется еще раз вернуться к докладу Г.Ф. Кривошеева на заседании Ассоциации историков Второй мировой войны:

«Результаты исследования материалов, в том числе архивных документов немецкого военного командования, подтверждают, что 4559 тыс. советских военнослужащих оказалось в плену. А около 450–500 тыс. военнослужащих из числа без вести пропавших погибли, остались на оккупированной территории, попали к партизанам.

Эти данные в основном подтверждаются сведениями Главного командования сухопутных сил Германии, опубликованными в журнале боевых действий, согласно которым к 20 декабря 1942 года попало в плен советских военнослужащих 3 350 639 человек» [279].

Видимо, кто-то дезинформировал Г.Ф. Кривошеева по этому вопросу.

Странно, каким образом авторы исследовали архивные документы немецкого военного командования, если как раз эти цифры относятся к декабрю 1941 г. Согласно журналу боевых действий ОКХ, уточненное немцами общее количество советских военнопленных на 20.12.1941 составляло 3 350 639 чел. (из них 15 179 офицеров), включая тех, кто к тому времени умер, бежал или был освобожден [280].

Свое несогласие с немецкими данными о количестве военнопленных авторы аргументируют также тем, что, кроме военнослужащих, «в лагерях для военнопленных находилось большое число мирных советских граждан, которые не являлись военнослужащими и были захвачены немцами в нарушение Гаагской и Женевской конвенций» [281]. Донесения о них в армейские (флотские) штабы и в Генеральный штаб не представлялись. Поэтому, по мнению Г.Ф. Кривошеева, публикуемые в зарубежной печати сведения о числе военнопленных не могут быть приняты за основу для определения реального числа советских военнослужащих, оказавшихся в немецком плену. Донесения в наш Генштаб не представлялись, но при чем здесь немецкие данные? Их достоверность надо проверять, сопоставляя сведения из различных источников, и на этой основе пытаться определить, хотя бы приблизительно, более реальное число советских военнослужащих, попавших в немецкий плен.

Действительно, немцы при подсчете захваченных военнопленных не обращали внимания, по какому ведомству они проходят. Например, среди них было много военных строителей. Об их количестве, задействованном на территории приграничных округов, можно судить на примере Прибалтийского Особого военного округа. Всего в полосе округа приступили к работе 87 строительных, 35 саперных и 8 автобатальонов, прибывших из внутренних военных округов [282]. Эти подразделения, сформированные из числа призванных на 6-месячные военные сборы в марте-мае 1941 г., были направлены из всех военных округов СССР на советско-германскую госграницу для строительства укреплений. Их личный состав не был учтен как мобилизованные [283], поэтому в книги призыва по мобилизации военкоматов они не попали, хотя в их карточках учета военнообязанных запаса были сделаны соответствующие отметки, и они были отложены в отдельные картотеки [284].