Елена Молодцова - Тибет: сияние пустоты

Но очень скоро новоиспеченный правитель обнаружил несомненную склонность к медитативной жизни, чем сильно озадачил ушедшего от дел Индрабодхи, который подумал и решил, что пора Падму женить. Была найдена прекрасная принцесса Бхасадхара, и хотя она уже была просватана за другого, ее все-таки выдали замуж за Падмасамбхаву. Но согласно обычаям страны Ургьян-Уддияны, царь должен был иметь пятьсот жен, и молодой правитель получил в жены еще 499 прекрасных юных дев. Лотосорожденный царь целых пять лет наслаждался с ними мирским счастьем.

Собственно, Индрабодхи лишь для того и женил своего с таким трудом обретенного сына, чтобы привязать его к дому, и это ему удалось, но всего на пять лет. Потому что через пять лет перед Падмасамбхавой предстал сам дхьяни-будда Ваджрасаттва, и молодой царь Уддияны, достигший вершин мирской власти и чувственного наслаждения, мгновенно осознал иллюзорность и нестабильность мирских благ. Ни секунды не колеблясь, Падмасамбхава покинул дом, чтобы целиком посвятить себя буддистской вере. Ибо зачем же еще могли выпустить его в мир создавшие Падму будды и бодхисаттвы?

Илл. 14. Падмасамбхава

Для начала Падмасамбхава сорвал с себя царские одежды и украшения, нанес на свое нагое тело магический орнамент из человеческих костей – символ отречения от мира иллюзии – и, взяв в одну руку ваджру, а в другую трехгранный ритуальный кинжал пурбу, закружился в бешеном танце, словно обезумев. Танцуя, метнул он ваджру, пронзив ею сердце женщины, метнул трехгранный кинжал, разбив голову ее сына. Таким образом совершил он в своем великом сострадании ритуальное убийство людей, чья карма была нечиста, освободив их для лучших перерождений.

Дело в том, что Падмасамбхава принял ту разновидность буддизма, которая очень близка к учению бон и согласно которой убийство может являться актом сострадания, если жертву никак иначе нельзя отвратить от большого греха и спасти от грядущих страданий в цепи перерождений. Акт убийства такого существа является большой помощью ему и совершается лишь ради того, чтобы перенести его в блаженное состояние. Естественно, совершить такое убийство может лишь человек, достигший очень высоких духовных степеней. Ибо лишь из чувства высшего сострадания берет он на себя тяжкую карму убитого, зная, что способен тем самым очистить сознание жертвы, которую он таким образом насильственно водворяет в чистые и счастливые обители. Своей кармы, ни плохой, ни хорошей, у махасиддхи просто нет, он сумел полностью изжить ее, и то же самое он проделывает с принятой на себя кармой. Если же живое существо убивает обычный человек, неспособный оперировать с кармой и с переносом сознания, то он совершает самый тяжкий с точки зрения буддизма грех и непомерно загрязняет собственную карму. То, что для Падмасамбхавы, предвидящего будущее убиваемого, – благое деяние, то для мирянина – смертный грех. Ибо что позволено Юпитеру, то не позволено быку. [2]

Чтобы быть способным на столь экстравагантные поступки, человек проходит различные стадии подготовки (подчас столь же экстравагантной), ибо, как любят повторять тибетцы и монголы, «неспособность есть не добродетель, а бессилие». Одной из составляющих такой подготовки являются специфические медитации, в которых перед практикующим мир предстает вначале пустым, а затем наполненным лишь кровью, трупами и костями. [3]Такое видение мира, лишенного привычного нам многообразия чувственных форм, ужасающее неподготовленного человека, говорит об отрешенности медитирующего от мира иллюзий.

Есть индийская притча об отшельнике, которого спросили: кто только что прошел мимо него – мужчина или женщина? Отшельник ответил, что прошел человеческий скелет. Есть в Индии и притча о знатоке лошадей. Однажды раджа захотел получить для себя самую быструю в мире лошадь. К нему привели наилучшего знатока коней, и тот сказал, что есть у него на примете один вороной жеребец, которого раджа повелел тут же доставить. Знаток лошадей привел в поводу гнедую кобылу. Властитель широко раскрыл глаза и высказал знатоку все, что о нем подумал. Знаток же спокойно ответил, что он привел радже самую быструю в мире лошадь, а все прочие детали его не интересуют. И действительно, гнедая кобыла выиграла все мыслимые и немыслимые призы, так что раджа был безмерно счастлив. Умение отвлечься от деталей – вот сердцевина искусства проникновения в суть вещей.

Но в вопросе такой медитации есть и другая сторона: она приучает участника к виду крови и груды мертвых тел, неизбежных в любой войне. Дело в том, что у человека изначально есть некий психологический барьер, естественный врожденный страх перед убийством человека, впрочем, как и любого живого существа. Есть много людей, которые вообще не выносят вида и запаха чужой крови, теряя сознание при ее появлении. Описанная медитация способствует преодолению барьера перед убийством, но если его снятие не сопровождается соответствующим уровнем духовного развития личности, прочими духовными императивами, то мы получаем чудовище вместо человека. [4]

Именно во избежание таких последствий обучение боевым искусствам на Востоке всегда начинается с духовного развития личности, с выработки строгих норм поведения и этических правил, которые превращаются в неотъемлемую часть психики обучаемого; для него боевое искусство становится не самоцелью, но лишь одним из возможных путей духовных исканий. Великие Учителя говорят: только тогда, когда, взяв в руки меч, человек почувствует, что лишь спокойствие, мир и любовь к врагу наполняют его сердце, можно утверждать, что он чего-то достиг.

Впрочем, вернемся в прошлое, в далекие времена Падмасамбхавы, и продолжим рассказ о его биографии, которая еще не раз удивит нас.

Итак, освободив сознание женщины и ее сына от пут сансары, Падмасамбхава отправился в Индию на Прохладное Сандаловое кладбище. Здесь он ровно пять лет практиковал медитацию, которая называется Сосаника, что значит «Часто повторяемая на кладбищах». Цель этой практики – прочно запечатлеть в сознании адепта три исходные истины буддизма: истину о преходящем характере существования всех мирских феноменов, истину о страдании, неизменном спутнике жизни и смерти, и истину о пустоте и иллюзорности всего сущего, о его неспособности к самостоятельному существованию. Такому осознанию весьма способствовали постоянное созерцание похорон, скорби родственников, наблюдение за сражениями кладбищенских животных за человеческие останки, а также неизменное зловоние, исходящее от разлагающихся трупов. Кроме того, кладбище, одно из мест наибольшего скопления энергии земли, больше всего подходит для получения самых сильных впечатлений. Добавим, что Падмасамбхава все пять лет питался лишь той пищей, которую родственники, согласно обычаю, оставляли для умершего, – как правило, это был вареный рис, – одеждой же ему служили только саваны мертвецов. А когда случился голод и умершим перестали оставлять еду, Падма сумел трансмутировать мясо трупов в чистую пищу и питался ею, а одеянием ему стали служить кожи мертвых. Благодаря такому образу жизни и постоянному сосредоточению в медитации Падмасамбхава подчинил всех духовных обитателей этого кладбища и заставил их служить ему.