Александр Север - Допросы сионских мудрецов. Мифы и личности мировой революции

В Российской империи, где проживало около пяти миллионов евреев, в главном «поставщике» жителей будущего государства Эрец Израэль, фактически сформировалось и активно начало действовать две противоположные силы. Первые — сионисты — активно выступали за массовую эмиграцию евреев из страны. Вторые— революционеры и представители российской бизнес— и научно-культурной элиты — наоборот, решили создать свое государство на территории Российской империи.

К деятельности сионистских организаций власти относились не то чтобы благосклонно, скорее равнодушно, и иногда даже пытались негласно поддержать их деятельность. Хотим ли мы этого или нет, но в Российской империи в конце XIX — начале XX века существовала проблема бытового антисемитизма. Связано это не только с многовековым европейским антисемитизмом (напомним, что в Российской империи евреи появились только в XVI–XVII веках вследствие раздела Польши и других завоеваний), но и с множеством других факторов. Например, это активное участие иудеев в террористических актах в отношении не только представителей властей, но и самого Государя Императора. Активное участие евреев в коммерческой деятельности, начиная от владения заводами в Москве и Санкт-Петербурге и заканчивая посреднической деятельностью в провинции. Последнее раздражало крестьян и рабочих значительно больше, чем крупный бизнес. Поэтому властям было выгодно удалить из страны источник раздражения основной массы граждан. Другое дело, что из страны в Палестину хотели уезжать немногие.

Необходимость жесткого ограничения на выезд евреев в Советском Союзе возникла после окончания Второй мировой войны. Государство Израиль с момента своего создания проводило проамериканскую внешнюю политику, и Москве не хотелось содействовать процветанию своего врага.

С теми, кто ассимилировался в российское общество, власти поступали гуманно. Достаточно было принять православие, и автоматически снимались все ограничения, существовавшие для лиц иудейской веры. В Советской России до конца Второй мировой войны не требовалось даже и этого. Достаточно проявить свои профессиональные качества и постоянно демонстрировать лояльность к государству. В этом случае, наравне с представителями других национальностей, гарантировалось получение всевозможных Сталинских, Ленинских, Государственных и других премий. Научные звания — до самого высшего — академика (это сейчас любой желающий может его купить, а тогда его присваивали за исключительно высокие научные достижения), а также карьера всемирно известного скрипача, шахматиста, актера, врача и т. п.

С теми, кто выступал за создание «государства Израиль» на территории Российской империи, власти пытались бороться. Большинство смутьянов (мы не рассматриваем категорию лидеров, теоретиков движения, писателей и других профессионалов, достигших высот на избранном пути) — недоучившиеся студенты, субинтеллигенция, а также слабовольные юноши и девицы, попавшие под влияние лидеров, переполненные эмоциями и готовые погибнуть ради «светлого будущего» [52] Кац А. С. Евреи. Христианство. Россия: От пророков до генсеков. С. 195. .

Большинство этих людей поддерживали или были членами Бунда. Поэтому мы и начнем с лаконичного рассказа о специфичных методах этой еврейской организации.

Руководство партии лицемерно утверждало, что политический и экономический террор как система противоречит тактике организации, и поэтому террористические акты ни при каких обстоятельствах не должны быть включены в ее программу. Как и большевики, члены Бунда отрицали такой способ борьбы не из принципа, а исходя из своего понимания конъюнктуры текущих исторических условий, заявляя: «В настоящее время мы считаем террористическую борьбу нецелесообразной». Как и меньшевики, бундовцы никогда официально не признавали террор приемлемой формой борьбы, однако это не мешало их руководителям оказывать моральную поддержку террористам других партийных направлений, а рядовым членам — принимать время от времени участие в терактах.

В соответствии с резолюцией, гласившей, что «стихийные и сознательные террористические акты должны служить лишь агитационным средством для внесения [революционного] сознания в рабочую и общественную среду», лидеры Бунда не упускали случая использовать политические убийства, совершенные другими организациями, в своих интересах, аплодируя успехам террористов в борьбе с ненавистным им царским режимом. В феврале 1902 года, например, они выпустили листовку, озаглавленную «1 марта», в которой прославляли убийство народовольцами Александра Второго:

«Будем сегодня вспоминать наших великих революционных предшественников, проявивших такой героизм в борьбе с царским правительством. Пусть память об этих бескорыстных героях и борцах… даст нам новую силу для борьбы с проклятым самодержавием».

Многие бундовцы открыто рукоплескали террористическим методам на партийных съездах, а четырнадцать комитетов на местах публично пропагандировали терроризм. Их аргументы оказались достаточно убедительными, чтобы заставить большинство участников пятой конференции Бунда в Бердичеве в августе 1902 года голосовать за принятие резолюции о целесообразности «организованной мести». Вот только менее чем через год делегаты партийного съезда в Цюрихе поспешили официально отказаться от идеи террора в программе Бунда, справедливо опасаясь не только усиления репрессий со стороны властей, но и усиления антисемитизма. При этом часть делегатов все же настаивала на занесении в протокол особого мнения:

«В общем, относясь отрицательно к террору как средству борьбы с самодержавием, считаем, что когда организованные массовые протесты невозможны, организованный террористический акт может быть дозволен».

Если лидеры Бунда недвусмысленно признавали террористические методы, то бундовские функционеры рангом ниже, более радикально настроенные и менее интересующиеся теоретическими вопросами, чем партийные генералы, были готовы идти и дальше, вплоть до активного участия в терроризме. Это проявись особенно ярко после взрыва массовых выступлений в 1905 году, когда в нескольких центрах еврейского радикализма, таких как Одесса, бундовские боевые действия были более успешны, чем выступления местных эсеров.

Как и в других революционных группах, месть была одним из главных мотивов политических убийств, совершенных членами Бунда, особенно если речь шла о служащих полиции и коллаборационистах. И во многих случаях члены Бунда, в явном противоречии с традиционным марксистским мышлением, прибегали к актам кровавого возмездия. Так, например, в еврейском местечке Жагоры, где в конце 1905 года вся «власть была в руках бундовцев… революционная власть приговорила к смерти двух провокаторов. Приговор был приведен в исполнение. Предстояла еще казнь старого исправника и других» [53] Гейфман А. Революционный террор в России. 1894–1917. М., 1997. С. 145–146. .