Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало
- Название:Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Центрполиграф»a8b439f2-3900-11e0-8c7e-ec5afce481d9
- Год:2012
- Город:М.
- ISBN:978-5-227-03886-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало краткое содержание
Вы держите в руках вторую книгу ведущего научного сотрудника Государственного Эрмитажа Л.К. Кузнецовой из задуманного автором трехтомного издания, посвященного малоизученной до сегодняшнего дня области отечественной культуры – ювелирному искусству XVIII – начала XIX века.
Первая книга серии – «Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый…» – уже нашла достойное место на книжных полках. Помимо повествования о мастерах-ювелирах периода правления Александра I и об их драгоценных изделиях читатель найдет в книге занимательные детали взаимоотношений России с европейскими государствами после сокрушительного разгрома наполеоновской Франции, истории награждения императора Александра I высшими иностранными орденами и рассказ о них.
Книга написана удивительным языком, передающим атмосферу «дней Александровых». Она откроет для читателя много новых фактов, но и принесет радость от самого процесса чтения.
Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Создание диадемы, вероятно, можно отнести к 1808 году, поскольку еще в марте придворный ювелир вдовствующей императрицы исполнил шесть бриллиантовых колосков, а чуть позже Франсуа Дюваль получил из Императорского Банка сто пять тысяч рублей, из коих шестьдесят две он отдал мастеру Лубье [197].
Императрица Мария Феодоровна так ценила дивную диадему, что даже в завещании выразила пожелание, чтобы та вместе с сапфировым и бирюзовым уборами, как самые дорогие украшения, отошла бы на долю умерших к тому времени дочерей Елены и Екатерины. Эти вещи должны были выкупить Николай I и его младший брат Михаил, а вырученные от продажи деньги передать осиротевшим детям покойных сестер, ибо августейшая бабушка заботилась о безбедной участи своих внучат [198]. Потому-то с 1829 года изумительно красивый венец, ласково называемый владелицей «моя диадема из колосьев» (mon diadnme en üpis), очутился среди русских коронных вещей. А через столетие, как ни умоляли радеющие об отечестве специалисты-искусствоведы сохранить в государственном достоянии и выставить для всеобщего обозрения сей подлинный шедевр ювелирного искусства, как ни приводили доводы, что «продавать музеи, чтобы оздоровить бюджет, – все равно, что в засуху выбегать в поле и поливать его из лейки», дивный венец оказался в 1927 году на лондонском аукционе Кристи [199].
Диадема императрицы настолько обвораживала всех видевших ее своей чарующей фантазией, что в 1980 году ее искусно повторили по черно-белой фотографии, сократив более чем вдвое длину (15,5 см вместо 34 см) и чуть изменив пропорции, Виктор Владимирович Николаев и Геннадий Фёдорович Алексахин, мастера Ювелирной лаборатории Государственного хранилища ценностей [200].
Отнюдь не случайно первый из них поставил на реплике свое клеймо-именник «НВ» – честь, коей удостаивались единицы, ибо внес свое и в композицию, и в решение отдельных частей, устранив тем главный недостаток венца императрицы. Ведь только «необычайная легкость общей компоновки, изящество исполнения деталей и очень художественно выполненные боковые части» искупали допущенные Франсуа Дювалем «некоторую несогласованность и пустоту передней части» оригинала [201].
Теперь узкие листья льна, на сей раз сделанные чуть более широкими, гуще сплетаются в центре, да и колосья ржи внизу совсем соединились в единый ободок. Место же дивных тридцати семи грушевидных бриолетов заняли теперь одинаковые, причем более объемные, чуть приоткрывшиеся «бутоны льна» с платиновыми лепестками, усеянными бриллиантами. Те ослепительно переливаются радужными сполохами, поскольку распускающиеся цветочки столь искусно закреплены на пружинках, что тяжело колыхаются от малейшего колебания диадемы. Золото колосьев перекликается с нежной желтизной редкостного (прекрасно заменившего цейлонский 37-каратный лейкосапфир прежней диадемы) дивного бриллианта в 35,52 карата, символизирующего солнце, создавая с «инеистыми» алмазами изысканную праздничную цветовую гамму. Кажется, вот-вот поднимется солнце, осветит поле и высушит росу, и раскроются навстречу живительным лучам цветы льна, выросшего среди уже вызревших колосьев ржи. Потому-то и получила истинно царская диадема название «Русское поле», ибо напоминает, что лен и рожь – главные богатства и слава России. (См. цвет. илл. 26.)
«Бахрома»-«франж» – это вам не отдельные «зубы гарпии»
В первом номере «Северного Меркурия» за 1805 год столичные франтихи упоенно читали: «Ожерелья теперь наиболее в моде так называемые: Feston a dents de Harpie». Правда, иногда подобные колье предпочитали именовать не «гирляндой зубов гарпии», безобразной и безжалостной полуженщины-полуптицы, а просто «зубами дракона» [202]. Заостренные пирамидки отдельных камней, свисающих с ровной низки колье, действительно напоминали гирлянду редких клыков в щербатой пасти отвратительного и мерзкого существа. Вероятно, так обозвал подобное ожерелье какой-то острослов, увидев его на шее дамы, самозабвенно портящей, а то и вовсе уничтожающей репутации соперниц злыми сплетнями. Удачное ехидное и двусмысленное название понравилось и быстро привилось в легкомысленном свете.
Однако при русском Дворе дамы могли из-за избытка алмазов позволить себе более дорогие вещи. Теперь само ожерелье набиралось из множества подвесок, тесно прилегающих друг к другу, образовывая густую бахрому, по-французски именуемую «франж» (la frange). Поскольку в Европе тогда подражательниц петербургским мотовкам почти не нашлось, такое колье получило еще название «русского» (le collier russe).
В начале XIX века каждая великая княжна получала сверх приданого к свершившейся свадьбе от брата-императора чудесный подарок. Первую франж, ценой в 6000 дукатов, исполнил Яков Дюваль, получивший 13 июля 1804 года по изустному повелению Александра I «за работу зделанного им из казенных бриллиантов склаважа для Любезной Сестры Моей Ея Императорскаго Высочества Великой Княгини Марии Павловны, Наследной принцессы Саксен Веймарской; и за добавленныя к оному собственныя его розы» 1288 рублей 75 копеек [203]. А затем настала очередь Екатерины Павловны, побыстрее, лишь бы избежать брака с «выскочкой» Наполеоном Бонапартом, вышедшей в 1809 году замуж за герцога Георга Ольденбургского. Ей, любимой сестре, августейший брат вручил на свадебные торжества бриллиантовую франж работы Франсуа Дюваля, стоившую 29 775 рублей 75 копеек. Правда, в другом архивном документе драгоценное украшение значилось «склаважем брилиянтовым» [204].
Поскольку «бахрома» занимала в начале XIX века важное место в гарнитурах женских украшений, то она отнюдь не случайно числилась в сделанных тем же ювелиром-искусником бриллиантовом и жемчужном уборах приданого самой младшенькой дочери Павла I, великой княжны Анны, в феврале 1816 года ставшей супругой наследного принца Нидерландского [205].
Не удержалась от соблазна и сама августейшая маменька. Среди фамильных бриллиантов императорской семьи более века хранилось дивное колье. Задумка ювелира при всей простоте оказалась чрезвычайно эффектна. В восхитительной «франж» предусмотрительно пронумерованные алмазные полоски, из-за завершающего внизу каждую индийского грушевидного диаманта напоминавшие своеобразные палицы, чередовались с почти вполовину меньшими пирамидками-«сосульками». Находящиеся с оборотной стороны звеньев колечки позволяли прикрепить нанизанное на три шелковые нити ожерелье к бархатному полумесяцу воротника, а то и прямо к вырезу платья. Высота зубцов плавно уменьшалась от центра ожерелья (где «горел» и переливался всеми цветами радуги панделок в 5,5 каратов), к его концам, завершаемым простенькой застежкой, образуемой петелькой и крючком. Из-за плотности примыкания звеньев-«лучей» друг к другу, верхняя часть «бахромы», сомкнувшаяся вокруг шеи прелестной дамы, казалась почти сплошной, ослепительно сверкающей пластиной, напоминающей широкий серп луны. Созданию волшебного впечатления гармонии помогал изумительный подбор бриллиантов, в основном бразильского происхождения, искусно закрепленных в ажурную серебряную оправу с золотой подпайкой [206]. (См. цвет. илл. 27.)
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: