Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало

Магазин придворного оценщика Рёмплера процветал, считаясь, как впоследствии утверждали его потомки, лучшим в Северной Пальмире, а счастье старому «бриллиантщику» принесли его дочери, удачно выданные замуж. Если Луиза стала женой чиновника Шерцера, то обе другие предпочли взять в мужья ювелиров.

После смерти Андрея Рёмплера, скончавшегося 26 апреля 1829 года, как дело покойного, так и должность оценщика Кабинета Его Величества унаследовал его зять Готтлиб-Эрнст Ян, женатый на Софии. С 1831 года к Яну присоединился уроженец Стокгольма Карл-Эдуард Болин. Тому в 1834 году посчастливилось получить руку Катерины-Эрнестины Рёмплер, и таким образом компаньоны фирмы «Болин и Ян» стали свояками [357].

Потомки Карла-Эдуарда Болина успешно продолжали дело отца на протяжении всего XIX века, но начало своей ювелирной династии, одной из самых известнейших в Петербурге, все-таки предпочитали отсчитывать именно от саксонца Кристофа-Андреаса Рёмплера, которого на русский манер предпочитали называть на новой родине «Андреем Григорьевичем».

Уходила в прошлое эпоха царствования Александра I. Сколько надежд на благоприятные изменения в обществе связывалось с восшествием на престол любимого внука Екатерины II. Воспитанник Лагарпа был полон искреннего желания многое преобразовать в соответствии с духом времени, считая, что только «либеральные начала одни могут служить основою счастия народов». Он дал конституцию Царству Польскому, но не смог то же осуществить в России. Государь мечтал покончить с крепостным правом: прекратил раздачи государственных крестьян, разрешил помещикам отпускать на волю своих крепостных, но смог лишь прибалтийских крестьян наделить личной свободой. Планы прогрессивных реформ общественного строя и государственного управления, разработанные проницательным Михаилом Михайловичем Сперанским, так и не осуществились из-за непрерывных войн. В 1824 году царь пожаловался одному из своих собеседников: «Когда подумаю, как мало ещё сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря» [358].

Пожар Москвы сделал самодержца покорным воле Провидения. Казалось бы, установлен Божьим Промыслом мир в Европе, освобождённой в кровопролитных сражениях от «тирана и узурпатора» Наполеона Бонапарта. Однако коварные «союзники» по Священному союзу монархов предательски и исподтишка изощрялись в попытках лишения России в нём первенствующей роли.

Многие русские дворяне, особенно молодёжь, превыше всего ценившие свою честь, безупречное достоинство и истинное благородство поступков, всерьёз придерживались идеалистических лозунгов Французской революции 1789 года «Свобода, равенство и братство» и, не желая долго ждать их осуществления, торопили прогрессивные переустройства на Родине. Однако не случайно Александр I сказал ближайшему сподвижнику Иллариону Васильевичу Васильчикову в ответ на сообщение о политическом заговоре и конкретных заговорщиках и на совет о принятии энергичных мер: «Вы, который мне служащий с самого начала моего царствования, сами знаете, что я в юности это ошибочное мышление разделял. Не мне карать!» [359]. Резолюцию: «Не мне карать» начертал император Александр Павлович в 1821 году на обстоятельном списке будущих крамольных участников декабрьского восстания на Сенатской площади, поданном Александром Христофоровичем Бенкендорфом, начальником Штаба Гвардейского корпуса. Мало того, что государь отправил «под сукно» эту кляузную бумагу (кстати, по ней после провала бунта 1825 года начались аресты), но и лишил доносчика без объяснения причин занимаемой должности, отправив подальше командовать 1-й кирасирской дивизией.

При императоре Николае Павловиче, тот же Бенкендорф стал шефом жандармов, а за недонесение о крамольных высказываниях, теперь считавшихся преступлением, стали жестоко карать. Наступали новые времена.

И, может быть, отнюдь не случайно Александр Сергеевич Пушкин, считавший в дни своей юности Александра I «кочующим деспотом», в 1833 году написал поэму «Анджело», предваряющуюся строками о добром правителе. Дук, для «народа своего отец чадолюбивый, / Друг мира, истины, художеств и наук», наделил всеми правами власти избранного им преемника, ибо «хотел восстановить порядок упущенный; / Но как? Зло явное, терпимое давно, / Молчанием суда уже дозволено, И вдруг его казнить совсем несправедливо / И странно было бы – тому же особливо, / Кто первый сам его потворством ободрял. Что делать? Долго Дук терпел и размышлял; / Размыслив наконец, решился он на время / Предать иным рукам верховной власти бремя, / Чтоб новый властелин расправой новой мог / Порядок вдруг завесть и был бы крут и строг».

Илл. 1. Франц Франк. Колодка с орденами и медалями Александра I. 1815 г.

Илл. 2. Крест и брошь шведского военного ордена Меча I класса

Илл. 3. Лента английского ордена Подвязки

Илл. 4. Звезда английского ордена Подвязки

Илл. 5. Франц Франк. Звезда прусского ордена Чёрного Орла, соединенная со знаком английского ордена Подвязки, принадлежавшая Александру I

Илл. 6. Франц Франк. Звезда русского ордена Святого апостола Андрея Первозванного, соединенная со знаком английского ордена Подвязки, принадлежавшая Александру I

Илл. 7. Георг-Фридрих Помо. Солонка – подарок петербургского купечества Александру I на коронацию. 1801 г.

Илл. 8. Фёдор (Фридрих-Йозеф) Кольб. Блюдо, поднесенное Александру I от Таганрогского Греческого общества. 1817 г.

Илл. 9. Павел (Пауль-Магнус) Теннер. Письменный прибор императора Александра I. Начало 1800-х гг.