Сергей Степанов - Психология день за днем. События и уроки

Охранники были снабжены свистками и позаимствованными в полиции резиновыми дубинками. Надо признать, дубинки ни разу не применялись по прямому назначению. Хотя физические наказания практиковались постоянно. Самое распространенное – отжимание от пола. Для усугубления эффекта охранники ногой прижимали заключенного к полу (то есть в буквальном смысле попирали его ногами) либо приказывали другому заключенному сесть ему на спину. Знатоки подтверждают: это нехитрое, но тяжелое и унизительное наказание практикуется повсюду и во все времена – от нацистских концлагерей до современных «исправительных» (трудно удержаться от кавычек) учреждений. Тут снова на ум невольно приходит армейская формула: «Упал – отжался!»… Что ни говори, аналогия слишком прозрачна.

Заключенные взбунтовались на вторые сутки. Они с помощью кроватей забаррикадировались в камерах, сорвали с себя колпачки и принялись требовать либерализации режима.

С помощью пожарных огнетушителей бунт был охранниками подавлен, последовали репрессии. Правда, не во всем понятные. Заключенные были «перетасованы» по камерам, что породило меж ними взаимную подозрительность и неприязнь: с какой это стати кто-то оказался в лучшей камере, не «стукач» ли он? (За кадром удовлетворенно кивает эксперт: именно так ведет себя администрация тюрем, чтобы посеять вражду между заключенными, разрушить их сплоченность).

Хуже всех пришлось явному зачинщику – он попал в карцер. Правда, остальным заключенным было предложено взять часть ответственности на себя и вызволить товарища из нечеловеческих условий, но при этом лишиться части собственных привилегий.

Выручать товарища никто и не подумал! В итоге бедняга провел в страшных неудобствах целую ночь (хотя сами охранники планировали продержать его там не больше часа).

Следует лишний раз подчеркнуть, что испытуемыми выступали добропорядочные американские юноши, студенты университета. Ни один из них никогда не имел конфликтов с законом и ни минуты своей жизни не провел за решеткой. Хотя, как полагал Зимбардо, каждый из них имел некое абстрактное представление о том, как следует себя вести заключенному. “Охранники” также были практически незнакомы с тюремными порядками и нравами, хотя, вероятно, имели какое-то отвлеченное представление об этом, сложившееся под влиянием книг и кинофильмов.

Зимбардо поставил своей задачей выяснить, как эти представления воплотятся в реальном поведении тех и других. По собственному признанию Зимбардо, до начала эксперимента он очень туманно прогнозировал его возможные итоги. Но тот результат, который был получен, оказался непредвиденным и о многом заставил задуматься.

Предоставим слово самому Зимбардо.

По прошествии всего лишь шести дней мы вынуждены были закрыть “тюрьму”, ибо то, что мы увидели, оказалось весьма пугающим. И для нас самих, и для большинства испытуемых перестало быть очевидным, где кончаются они сами и где начинается исполнение ими ролей. Большинство молодых людей на самом деле превратились в “заключенных” и “охранников”, и обе группы были уже не в состоянии ясно отличать ролевую игру от собственного Я. Драматические изменения наблюдались почти во всех аспектах их поведения, образе мыслей и чувствах. Менее чем за неделю опыт заключения зачеркнул все то, чему они научились за целую жизнь; человеческие ценности оказались “замороженными”, самосознанию каждого из них был брошен вызов, а на поверхность вышла самая гадкая, самая низменная, патологическая сторона человеческой природы. Нас обуревал ужас, когда мы видели, что некоторые парни (“охранники”) относились к другим парням (“заключенным”) как к бессловесным животным, получая удовольствие от проявления жестокости; в то время как другие парни (“заключенные”) становились подобострастными, дегуманизированными роботами, которых занимала лишь мысль о побеге, проблема личного выживания да растущая ненависть к “охранникам”.

Интересная деталь: досрочное завершение эксперимента «заключенные» восприняли с облегчением, а «охранники»… были немало разочарованы! Похоже, их работа им понравилась. По крайней мере, они легко вошли во вкус и были готовы с энтузиазмом играть свою роль сколько потребуется.

Может закрасться подозрение, что и у “охранников” и у “заключенных” имелась какая-то патологическая предрасположенность к исполнению таких ролей. Потому-то они в них так и вжились… Ничего подобного! Для участия в эксперименте требовалось не только безукоризненное прошлое. Все испытуемые предварительно подверглись многоступенчатому тестированию, в результате которого были отсеяны те, у кого обнаружилась хоть малейшая склонность к депрессии, повышенная агрессивность либо хоть какая-то иная патология. Были отобраны во всех отношениях нормальные юноши, весьма уравновешенные и интеллектуально развитые. И роли были распределены между ними абсолютно произвольно – подбрасыванием монетки.

Во время проведения опыта к его организатору Филипу Зимбардо заглянул его коллега, которого он знал со студенческих лет, и поинтересовался: а в чем, собственно говоря, состоит научная подоплека эксперимента? Точнее – какова в данном опыте независимая переменная?

По собственному признанию Зимбардо, он в тот момент едва не вышел из себя. «У меня тут зреет бунт! На заключенных нет никакой управы! А этот педант смеет еще что-то выяснять насчет каких-то переменных!»

Сам организатор опыта, не принимавший в нем непосредственного участия, настолько вжился в роль начальника тюрьмы, что временами забывал о научной стороне дела! Что же говорить об испытуемых!

В один из дней было разрешено свидание заключенных с родными и друзьями. Навестить близких в «тюрьму» пришло несколько человек, в том числе и родители одного из заключенных. Они были крайне удручены положением своего сына, однако не решились высказать свои чувства Зимбардо. Мать лишь робко заметила: Он у нас хороший мальчик. А к такому обращению не привык. Вы бы с ним помягче… Отец прервал ее: Пойдем, дорогая. Тут ничего не изменишь. Мы и так уже потратили много времени.

Наблюдая близкого человека попавшим в жестокие руки кого-то властного и безжалостного, люди враз позабыли об игровой стороне опыта и приняли на себя роль униженных родственников-просителей, робеющих перед властью.

В ходе опыта в «тюрьме» побывало свыше полусотни людей, не участвовавших в эксперименте непосредственно. В том числе даже священник. Но лишь один-единственных человек – психолог Кристина Маслач, пришедшая проинтервьюировать испытуемых, – выразила вслух свой ужас и отвращение. У нее на глазах заключенных строем с мешками на головах вели в туалет. «Это ужасно – что вы делаете с этими ребятами!» – воскликнула Кристина, едва сдерживая слезы. По признанию Зимбардо, именно в этот момент он понял, что игру надо кончать. А если бы этих слов не прозвучало?..