Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы

Все лица, служившие в политическом Сыске, превосходно знали, что более эффективного информатора, более ценного агента, чем провокатор, не существует.

Сотрудники полицейского ведомства, пользовавшиеся услугами провокаторов, всячески их оберегали от провала, поощряли их деятельность и вплоть до Февральской революции ни при каких обстоятельствах не признавались в использовании провокации при производстве политического сыска. Лишь на допросах в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывшие руководители политического сыска, изворачиваясь и уходя от прямо поставленных вопросов, признавались в применении ими полицейской провокации, и то не все. Приведу объяснения бывшего начальника столичной охранки А. В. Герасимова:

«Как я понимаю провокацию — это искусственное создание преступления. Этого я никогда не допускал. (...)

Господин председатель, как я уже докладывал раньше, для того, чтобы открыть какую-нибудь организацию, нужно иметь там своего человека. Несомненно, если организация ликвидируется, этот человек является тоже преступником уже потому, что он участвовал. Но если мы будем своих сотрудников выдавать, то никто не пойдет служить к нам. Это установила система. Это было требованием Департамента полиции, требованием Министерства внутренних дел. Это не охранное отделение, а вся система. Если вы рассмотрите циркуляры Министерства внутренних дел по Департаменту полиции, вы там найдете целую систему, каким образом нужно водить, освещать и т. д.» [204] 189 Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925. С. 2—3, 8. .

Начальник Герасимова, бывший директор Департамента полиции юрист М. И. Трусевич, в той же комиссии говорил: «Это всегда было, и до тех пор, пока будет существовать какой-нибудь розыск, даже не политический, а по общеуголовным делам, агентура всегда будет в той среде, которая расследуется» [205] 190 Там же. С. 221. .

Бывший директор Департамента полиции С. П. Белецкий на допросе 12 марта 1917 года в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, говоря о существовании провокаторов двух типов — секретном сотруднике, внедренном в противоправительственное сообщество, и члене партии, завербованном в секретные сотрудники, пояснил:

«Я вам должен доложить, что агентура есть двух родов: есть агенты, которых воспитывает начальник управления или розыскной офицер. Такого агента проводят в партию. Значит, лицо не является партийным, это лицо тем или другим образом вводят в партию, как лицо свое; и такая агентура является агентурой более или менее ценною; потому что человек, так сказать, верен правительству, он пошел служить, если не ради идеи, то ради чего-нибудь другого. Во всяком случае, воспитание, которое дал такому человеку розыскной офицер, позволяет относиться к нему с доверием» [206] 191 Там же. С. 271. .

Белецкий постеснялся сказать, что в полицию добровольно шли служить ради материальных благ и лишь в исключительных случаях из идейных соображений. Таких можно пересчитать по пальцам. Далее Белецкий пояснил, откуда и как появляются провокаторы второго рода:

«(...) офицер видит по свойству лица опрашиваемого, что с ним можно иметь дело, что это человек вначале запуганный, человек, которого можно обойти,— тогда, имея с ним свидание наедине, он приглашает его в агентуру и передает, таким образом, в охранное отделение. Тогда переписка заканчивается в порядке охраны; с него берется показание, что он раскаивается в поступке; считается, что, вследствие раскаяния, наказание с него слагается. Показание о его раскаянии остается залогом морального воздействия на будущее, он же является в качестве сотрудника и вводится в партию» [207] 192 Там же. С. 272. .

Покровитель Белецкого А. А. Макаров, товарищ министра внутренних дел, затем министр, при котором полицейская политическая провокация достигла наибольшего расцвета, 14 апреля 1917 года на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства признался:

«Под провокацией я подразумеваю участие сотрудников в каких бы то ни было революционных действиях. Ведь не секрет,— от времени до времени это, быть может, бывало и при мне,— что, например, лицо, принадлежащее к партии, принимало участие в тех или иных партийных действиях, ну, скажем, в постановке типографии для печати, вообще в тех преступных действиях, которые вменялись в вину этому лицу. Вот такого рода действия я называю провокацией и против такого рода действий всегда восстаю» [208] 193 Падение царского режима. Т. 2. Л., 1925. С. 95. .

Макаров никогда не «восставал» против применявшейся его ведомством провокации. В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии он лгал. Макарова на посту товарища министра внутренних дел сменил П. Г. Курлов, два года возглавлявший политический сыск империи. Приведу отрывок из его воспоминаний:

«Допустим, что боевая организация имеет в виду совершить какой-нибудь террористический акт, в котором должен принимать участие и данный сотрудник (секретный агент.— Ф. Л.). Если его отсутствие может иметь своим следствием неудачу предполагаемого преступления, то руководители сыска поступают безусловно непозволительно, если оставляют его в организации, то есть дадут возможность совершить задуманный террористический акт. Но если изъятие его из организации ни в коем случае не помешает исполнению революционного акта, то очевидно, что присутствие сотрудника в группе является только необходимой предосторожностью. Итак, мой взгляд на провокацию можно формулировать следующим образом: если революционное движение является результатом лишь деятельности сотрудников, то служба их правительству недопустима, но если оно существует и без них, именно, если движение не зависит от этих сотрудников, а ведется другими лицами, то служба сотрудников является абсолютно необходимой» [209] 194 Курлов Я. Г. Конец русского царизма. М., Пг., 1923 С. 124—125. .

О чем думал отставной командир Отдельного корпуса жандармов, когда писал эти строки?.. Считал ли читателей людьми недалекими или не понимал, о чем пишет?..

«Под „провокацией",— размышлял далее Курлов,— надо, стало быть, понимать не желание ориентироваться относительно задуманных и предполагаемых преступлений, а нарочитую организацию их с целью достигнуть личных выгод или отличиться перед начальством» [210] 195 Там же. С. 124. .

Бывший московский градоначальник генерал А. А. Рейнбот, давая показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, подтвердил существование полицейской политической провокации по Курлову:

«Я хочу выяснить, что я понимаю под провокацией. Я понимаю под провокацией всегда вот что: например, одно время жандармские офицеры получали Владимирский крест за открытие типографий; и бывали случаи — в лучшем виде! — что поставят типографию, сорганизуют, затем ее откроют и хвастаются, что они получили крест» [211] 196 Падение царского режима. Т. 6. Л., 1926. С. 124. .