Ниал Фергюсон - Империя: чем современный мир обязан Британии

Христианские миссионеры, ученые, исследователи, их проводники, имущество и коллекции будут также представлять предмет особого покровительства.

Свобода совести и веротерпимость будут положительно обеспечены как природным жителям, так и туземным подданным и иностранцам. [130] Цит. по: Мартенс Р. Р. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т, 8. — СПб., 1888. — С. 704 — Прим. ред.

Однако главная цель конференции, как ясно дала понять преамбула принятой декларации, заключалась в том, чтобы “предотвратить разногласия и споры, могущие произойти впоследствии при завладении новыми прибрежными землями Африки”. Основной проблеме была посвящена статья 34, гласившая:

Держава, которая впоследствии завладеет какой-либо территорией на берегах Африканского материка, лежащей вне ее нынешних владений, или которая, не имев доселе таких владений, приобретет таковую, а равно держава, которая примет на себя протекторат, должна препроводить подлежащий о том акт, вместе с объявлением, к подписавшим настоящий акт державам, для того, чтобы дать сим последним возможность заявить, в случае надобности, свои требования [131] Там же. С. 722. — Прим. ред. .

Статья 35 уточняла: “Державы, подписавшие настоящий акт, (Принимают обязательство обеспечить в занимаемых ими на берегах Африканского материка территориях такую власть, которая достаточна для охраны приобретенных ими прав”. (Авторы явно не имели в виду права туземных правителей и их народов.)

Это был настоящий сговор, хартия на разделение Африки на “сферы влияния”. Остатки начали делить сразу. Уже на конференции были признаны германские притязания на Камерун, а также право Леопольда II распоряжаться Конго. И все же смысл конференции был глубже. В придачу к разделу Африки на манер пирога Бисмарк с блеском добился главной цели: заставил Британию и Францию играть друг против друга. В следующее десятилетие они не раз конфликтовали из-за Египта, Нигерии, Уганды, Судана. Для британского политического руководства активность путешественников вроде Луи Мизона и Тома Маршана представляла в 90-х годах досаднейшую помеху, поскольку приводила к странным инцидентам вроде Фашодского (1898) — неправдоподобного столкновения на “ничьей” земле в Судане. По сути, германский канцлер переиграл британцев дважды: их первой реакцией на его берлинский триумф была дать ему все, что он хочет (или, как казалось, хочет) в Африке, и даже более того.

Вскоре после Берлинской конференции Джон Керк, британский консул в Занзибаре, получил телеграмму. Министерство иностранных дел извещало его, что германский император объявил протекторат над территорией, ограниченной озерами Виктория, Танганьика и Ньяса (на нее заявило права Общество германской колонизации, возглавляемое Карлом Петерсом). Телеграмма предписывала консулу “во всем сотрудничать с Германией”. Он должен был “действовать с большой осторожностью” и не “допускать передачи занзибарскими властями германским агентам или представителям сообщений, недружелюбных по тону”.

Джон Керк служил ботаником в неудачной экспедиции Дэвида Ливингстона по Замбези. После смерти Ливингстона он обязался продолжать его работу, чтобы покончить с восточноафриканской работорговлей. Приказ сотрудничать с немцами изумил Керка. Много лет он пытался завоевать доверие правителя Занзибара, султана Баргаша. Была заключена сделка: в обмен на запрет работорговли Керк пообещал султану помочь расширить его восточноафриканские владения и получить прибыль от законной торговли. В 1873 году султан запретил работорговлю в Занзибаре, и к 1885 году владения султана на материке простирались на тысячу миль вдоль африканского побережья, а вглубь Африки — до самых Великих озер. Теперь британское правительство, стремясь удовлетворить притязания Бисмарка, предало султана.

У Керка не было иного выхода, кроме как подчиниться указаниям из Лондона. “Я посоветовал султану, — ответил он покорно, — прекратить сопротивление германскому протекторату и принять требования”. Но он не смог скрыть тревогу: “Я попал в весьма деликатное и тяжелое положение и едва ли смогу побуждать султана поступить так, не утратив влияния на него”. Керк писал другу в Англию:

По-моему, нет сомнения в том, что Германия намерена поглотить весь Занзибар, а раз так, почему она об этом не объявит? Я получил… зловещую ссылку на соглашение между Англией и Германией, о котором я ничего не знаю и согласно которому мы не должны противодействовать немецким планам в этом регионе. Конечно, когда это соглашение было принято, немецкие планы были известны, и если так, почему мне не сказали? Эти планы являются намерениями германского правительства или частных компаний?.. Упомянуты мои инструкции, но я до самого последнего времени не получал никаких инструкций относительно Германии и немецкой политики. Мне предоставили следовать моей прежней, одобренной линии… обобщенной в договоре… который… я получил от султана и который гласит, что он не должен уступать ни одно из своих прав или территорий или передавать протекторат над своим государством или любой его части кому бы то ни было без согласия Англии… Я никогда не получал приказы содействовать Германии, но поскольку я видел, какая сложилась ситуация, я действовал осторожно и, надеюсь, благоразумно… Но почему державы, участвующие в конференции, не пригласили Е[го] В[еличество] [султана в Берлин]? Они открыто проигнорировали его на своей встрече, и насколько я знаю, никогда не сообщали ему о своих решениях.

Керк чувствовал, что его желают “скомпрометировать, хотя мое имя ничем не запятнано”. Если бы он стал давить на султана, чтобы тот удовлетворил требования немцев, как желал Лондон, то султан от него “просто отвернулся бы”:

На меня падет вина за то, что я не имею никакой власти предотвратить это… Ненавижу бросать все, пока у нас есть шанс… сохранить хотя бы часть из того, что некогда может стать полезным… Этот немецкий план колонизации является фарсом… Или в этой стране все станет хуже, чем когда-либо, или Германия вынуждена будет тратить деньги и силы, чтобы, как и мы в Индии, построить империю. Ей придется заплатить, но нет никаких признаков того, что она думает об этом. Таким образом, у нас есть шанс потерять довольно хороший протекторат и свободу, которую мы имеем при султане, в обмен на долгий период беспорядка, в течение которого все плоды моих трудов будут уничтожены.

Соображение о том, что султана следовало пригласить на Берлинскую конференцию, выдает в Керке старомодность. В имперской “Монополии” действовали аморальные правила “реальной политики”, и британский премьер-министр лорд Солсбери был готов принять их, как и Бисмарк. А султан был африканским правителем. Ему не могло найтись места у игрового стола. Грузный, неряшливый, реакционный и лукавый Солсбери скептически относился к империализму. Его определение ценности империи было простым: “победы, деленные на налоги”. “Буффало”, как прозвали Солсбери, был совершенно нетерпим к “показной филантропии” и к “плутням” “фанатиков”, которые отстаивали расширение в Африке как таковое. Как и Бисмарка, колонии интересовали Солсбери только как фишки на игровой доске великой державы. Он не одобрял планы Родса распространить владычество Британии с севера до юга Африки. В июле 1890 года Солсбери заявил поддерживающим его пэрам, что он находит