Ниал Фергюсон - Империя: чем современный мир обязан Британии

Британия, крупнейший исключительный бенефициар первой эпохи глобализации, на ее закате вряд ли могла выиграть. В 20-х годах казалось, что прежняя, проверенная политика уже не действовала. Военные расходы привели к десятикратному увеличению государственного долга. Одна только выплата процентов по нему в середине 20-х годов составляла около половины расходов правительства. Однако предположение, что бюджет должен быть сбалансирован, а в идеале иметь профицит, означало, что в сфере государственных финансов доминировала передача дохода налогоплательщиков держателям облигаций. Решение вернуться к золотому стандарту вместо переоцененного обменного курса 1914 года обрекло Британию более чем на десятилетие дефляционной политики. Влияние профсоюзов, возросшее за годы войны и в послевоенное время, не только обострило борьбу в промышленности, наиболее явно проявившуюся во Всеобщей стачке 1926 года. Она подразумевала также, что зарплата снижалась медленнее, чем цены. Рост реальной заработной платы привел к безработице: в низшей точке Депрессии в январе 1932 года почти три миллиона человек (около четверти всех застрахованных рабочих) были безработными.

Однако замечательно в британской рецессии не то, что она была не настолько глубокой, как кризис в Соединенных Штатах и Германии. Это обстоятельство не имело никакого отношения к кейнсианской революции в экономической теории. Хотя “Общая теория занятости, процента и денег” (1936) обосновывала государственное регулирование совокупного спроса (то есть использование бюджетного дефицита для стимулирования ослабленной экономики), к нему прибегли значительно позднее. Восстановление принесло пересмотр экономических принципов империи. Британия возвратилась к прежнему золотому стандарту отчасти из-за опасения, что доминионы перейдут на доллар, если фунт обесценится. В 1931 году оказалось, что фунт может быть девальвирован и что доминионы останутся ему верны. Стерлинговая зона неожиданно стала крупнейшей в мире системой фиксированных валютных курсов, причем освобожденной от привязки к золотому стандарту. В торговой политике также произошла радикальная перемена. Прежде британские избиратели дважды отвергли голосованием протекционистский курс. Но то, что считалось невероятным в старые добрые времена, во время всеобщего кризиса стало неизбежным. Как и надеялся Джозеф Чемберлен, “имперские преференции” (установленные в 1932 году льготные пошлины на колониальные товары) оживили торговлю между частями империи. В 30-х годах экспорт из метрополии в колонии и доминионы увеличился с 44 до 48%, а доля импорта оттуда в Великобританию — с 30 до 39%. Таким образом, хотя политические связи Британии с ее доминионами и были ослаблены Вестминстерским статутом 1931 года, экономические связи между ними стали прочнее [191] В Декларации Бальфура (1926) было предложено определить доминионы как “автономные общества внутри Британской империи, равные по статусу, ни в каком отношении не подчиненные одно другому в каком бы то ни было смысле в их внутренних и иностранных делах, хотя и объединившиеся в качестве членов Британского Содружества наций”, и эта формулировка была повторена в Вестминстерском статуте (1931). Доминионы могли выйти из Содружества, если пожелают. Интересно, что Австралия и Новая Зеландия не выразили особенного энтузиазма по поводу децентрализации и не принимали статут до 40-х годов. .

Выставка в Уэмбли не вводила в заблуждение: в империи еще водились деньги. Об этом жителям метрополии неустанно напоминали такие, например, организации, как Имперский торговый совет (ИТС). Он был учрежден Лео Эмери для того, чтобы подспудно внушать людям “имперские преференции”. В одном только 1930 году в 65 британских городах прошло более двухсот “недель имперских покупок”. По предложению ИТС королевский повар придумал рецепт “имперского рождественского пудинга”:

1 фунт кишмиша (Австралия),

1 фунт коринки (Австралия),

1 фунт изюма без косточек (Южная Африка),

6 унций нарезанных яблок (Канада),

1 фунт хлебных крошек (Соединенное Королевство),

1 фунт говяжьего нутряного сала (Новая Зеландия),

6 унций цукатов (Южная Африка),

8 унций муки (Соединенное Королевство),

1 фунт тростникового сахара (Вест-Индия),

4 яйца (Ирландское Свободное государство),

1/2 унции молотой корицы (Цейлон),

1/2 унции молотой гвоздики (Занзибар),

1/2 унции молотого мускатного ореха (Стрейтс-Сеттлментс),

1 щепотка пряностей для пудинга (Индия),

1 столовая ложка бренди (Кипр),

2 столовых ложки рома (Ямайка), 1 пинта пива (Англия).

Месседж был ясен: пудинг — это империя. Без нее пудинга не было бы, а были бы просто крошки, мука и пиво. Или, как сказал Оруэлл, Британия без своей империи была бы просто “холодным незначительным островком, где мы только и делали бы, что вкалывали, пробавляясь сельдью и картофелем”.

Ирония заключалась в том, что одновременно с ростом экономической мощи империи в списке ее политических приоритетов оборона уходила вниз. Под давлением избирателей, требующих соблюдать обязательства военного времени и строить “дома, достойные героев”, не говоря уже о больницах и школах, британские политические деятели сначала пренебрегали защитой империи, а после просто забыли о ней. В течение десятилетия, предшествующего 1932 году, бюджетные ассигнования на оборону сократились более чем на треть, в то время как расходы итальянцев и французов на вооружение увеличились на 60 и 55% соответственно. В августе 1919 года на заседании военного кабинета было принято удобное правило:

Следует предположить, что, согласно пересмотренной оценке, Британская империя в следующие десять лет не будет вовлечена ни в одну масштабную войну и что не потребуется снаряжать экспедиционный корпус… Основная функция сухопутных и военно-воздушных сил — это комплектование гарнизонов в Индии, Египте, на новых мандатных территориях и всех территориях, находящихся под британским контролем (кроме самоуправляющихся), а также оказание необходимой поддержки гражданским властям в метрополии.

До 1932 года “десятилетнее правило” ежегодно подтверждалось, и ежегодно новые расходы отклонялись. Обоснование было простым: министр финансов Невилл Чемберлен [192] Невилл Чемберлен никогда не разделял любовь отца к империи, возможно потому, что в молодости был принужден управлять семейной плантацией сизаля (двадцать тысяч акров) на Багамах. Предприятие окончилось крахом. , сын Джозефа Чемберлена, объявил в 1934 году, что “для нас невозможно помыслить одновременную войну против Японии и Германии. Мы просто не можем позволить себе такие расходы”. “Единственной мыслью” сэра Арчибальда Монтгомери-Массингберда, главы имперского Генштаба в 1928-1940 годах, было “отложить войну, не смотреть в будущее”.