Николай Шпанов - Ураган

2

Выйдя от генерала, Ксения остановила первое попавшееся такси и поехала к сестре. Дверь отворила няня. - Дома? Старушка со вздохом махнула рукой. - И вот так, почитай, каждый день. - А Андрей Алексеевич? - Был, огорчился, уехал. - Ксения уловила в голосе няни подозрительную дрожь - вот-вот заплачет. - На Калужскую. - Послушай, нянь, - Ксения поглядела куда-то поверх ее головы. - Лялька тебе, конечно, ближе его... - Лялька, Лялька! - Но ты должна мне сказать: есть у нее что-нибудь такое?.. Одним словом, есть у нее кто-нибудь? - выговорила Ксения с решительностью, свидетельствовавшей о том, как это отвратительно ей самой. Няня отвернулась. - Ты что, доносчицу из меня сделать норовишь? - А ты замечала за мной склонность к сплетням? - Ксения подошла к старушке и обняла ее за плечи. Няня поднесла к глазам фартук. - Крутятся, крутятся вокруг. И как не крутиться?! Много ли таких красоток? А уж ежели тебе охота знать: виноватее этих наша сестра. Фик-фок на один бок - приятельницы, чтоб им пусто! Небось у каждой... Вот они-то, не приведи бог, и сбивают... Неужто Андрюша долго этак жить будет? Ксении не удалось закурить: зубы впивались в сигарету, прокусывали ее, табак лез в рот. Она отплевывалась, бросала сигарету, брала новую. Наконец, затянувшись, спросила: - А как он, по-твоему, "этак" живет? - Разве дело: я ведь все вижу. От выдержки, с какой Ксения вела себя у генерала, не было и следа. Словно весь запас ее энергии израсходовался на свидание в кабинете. - А Лялька нешто не баба? - понизив голос, шептала няня. - А когда Андрей дома бывает? В кои веки забежит и то днем. А на ночь остаться? По большим праздникам. - Служба такая. - Верочке не служба нужна, а муж. Ксения с удивлением посмотрела на старушку. - Да ты что, заодно со всей этой компанией: "раз живем"? - Так не так, а все-таки, - проворчала няня. - Небось ты-то сама не так жила.. Твой-то Иван дома спал, а не бог весть где! Ревность, мать моя, она ревность и есть. - Что за глупости ты говоришь? - Вот те и глупости! А из-за этих-то глупостей вместо жизни раскардаш. Еще не такое наживем. Вот заведется какой-никакой, которому баба нужней самолета, тогда увидишь. А как баба с рельсов, так все. - Вот и надо ее обратно на рельсы, - твердо проговорила Ксения. - Иначе... знаешь, чем это может кончиться? Как у нас с Иваном. Выговорила и отвернулась. - Уж там-то не твоя вина, - тихо проговорила старуха и несколько раз осыпала грудь мелкими крестиками. - На то испытатель. - Боже мой! - Ксения схватилась за голову. - Если бы тебе объяснить, каким собранным должен быть такой человек! Одна семейная сцена, и может случиться все что хочешь. - Жили вы ладно. - Чересчур даже ладно... Чересчур! - в отчаянии воскликнула Ксения. - В этом все дело. Няня оторвала руки Ксении, все крепче стискивавшие голову, и поцеловала ее. - Тебя послушать, таким бы и не жениться. - Нет, - Ксения грустно покачала головой, - жениться им непременно нужно. Только не на дурах. А женам объяснять надо, что такое жизнь с этими людьми. В прихожей стукнула дверь. Ксения умолкла на полуслове. Вошедшая Вера не заметила ее в темном углу столовой. Усталым голосом спросила няню: - А Андрей? - Был, да весь вышел, - проворчала старушка и отвернулась. Вера постояла молча и, словно забыв о своем вопросе, пошла прочь. На ходу усталым движением стала стягивать с себя жакет. Увидела сестру. - А, товарищ военврач! - В голосе Веры звучала нескрываемая насмешка. - Сядь. Надо поговорить... Вера швырнула жакет на стул и с размаху бросилась на диван. - На-до-е-ло! - Что? - Все! Надоело! Люди. Разговоры. Решительно все! Ксения слушала, глядя на кончик своей папиросы. А Вера все нервней выкрикивала: - Не желаю больше! Вот и все! С этим можешь и идти... Ксения покачала головой. - Нет, я хочу тебе скачать... - А я не хочу слушать! - Вера прижала ладони к ушам. - Если не изменишь образа жизни... Ксения запнулась, посмотрела сестре в глаза, делавшиеся все больше, все испуганней. - Уже наплели?! - зло выдохнула Вера. - А может, ты сама и старалась? - От тебя пахнет вином, - Ксения брезгливо отвернулась. - Ну и что? - Если ты не придешь в себя и не создашь здесь нормальную жизнь, Андрею грозит... - Перевод? Отставка?.. И слава богу! - Катастрофа! - На твой взгляд это катастрофа, а по мне, если станет бывать дома, не беда, а как раз... - Пойми, летать так, как летает он, требует всех сил, нервов, спокойствия, как нигде в других обстоятельствах. - О, еще бы! Уж ты-то знаешь... - сквозь стиснутые зубы пробормотала Вера. - Личный опыт! Даже в тени, отбрасываемой на Ксению глубоким колпаком лампы, было видно, как кровь отлила у нее от лица, как сжались губы и задрожали полуприкрытые веки. Несколько мгновений Вера смотрела на сестру исподлобья, потом порывисто бросилась к ней, обняла и прильнула сразу намокшим от слез лицом к ее плечу. - Испортишь блузку, - сухо проговорила Ксения, отстраняя голову сестры. - Ксюшик, милый, прости! Я же не хотела. Боже мой, какая я дура! Я не со зла... - Все у тебя теперь со зла. - Ксюшенька, миленькая, умоляю: не надо нотаций. Все знаю: я дрянь и еще раз дрянь. Только не надо нотаций. Я злая, отвратительная дура. Но почему, почему я такая? - все крепче прижимаясь к сестре, сквозь слезы бормотала Вера. - Кабы знать почему? Может быть, тогда... - Брось, - строго сказала Ксения. - Лучше возьми себя в руки. А если уж тебе для этого непременно нужно понять, почему ты такая, почему ты до сих пор осталась Лялькой, хотя эта детская кличка тебе уже давно не к лицу, я... - Что значит "давно не к лицу"? - отстранясь от сестры, спросила Вера. - То, что тебе не девятнадцать лет!.. - Ты хочешь сказать... - Оправляя волосы, Вера издали погляделась в зеркало, отвернула лицо и вынула из сумочки пудру. Уже совсем другим, капризным тоном сказала: - Если ты откроешь мне мою ошибку... - Не много ли, душенька, на себя берешь? Твоя ошибка в том, что ты вот такая, как есть. Разве ты виновата, что родилась на свет именно у этих родителей? - А ты не их дочь? - насмешливо спросила Вера. - Да, у нас разные родители. Вера выронила пудреницу и с ужасом уставилась на сестру. - Я дочь инженера, простого инженера из далекой Сибири, - спокойно продолжала Ксения. - А ты родилась в семье министра. Мне к Новому году дарили пару чулок, а ты девчонкой не представляла себе, как это так надеть чиненую пару. Чтобы стать врачом, я на грузовике уехала в чужой город. А тебя, сопливую девчонку, за три квартала возил в школу "ЗИС". Вот с этого и началось то, что ты до сих пор все Лялька. Будь жива мама, она, может быть, и сохранила бы тебя человеком. А отец тебя развратил... Не тебе поправлять глупости, которые он наделал из-за совершенно вывернутого, поставленного на голову представления о любви к тебе. - Ты... ты... - Вера захлебнулась негодованием. - Ты лопаешься от зависти! - К тебе? - Ксения вскинула брови. - К твоим цыплячьим мозгам, к твоим замашкам маменькиной дочки, великосветской девицы, да еще при вкусах кокотки средней руки? - Ну, знаешь!.. - Тебе не повезло даже в браке. - Не смей! - Ты вращалась среди таких же, как сама, недорослей: заграничные пластинки, костюмчики помодней. Понятно, когда на таком фоне ты увидела Андрея, он не мог не захватить твое воображение - умный, сильный Человек! Но в доме Черных ты снова очутилась в "своей" среде - машины, курорты, дачи, сразу после свадьбы эта квартира... - А тебе хотелось бы, чтобы мы ютились в одной комнатенке и я стирала пеленки? - Мерзко и глупо! - А то, что ты прилипла к Андрею, как пиявка, это, разумеется, умно! кричала Вера. - Мало там, на работе, его против меня настраиваешь, сюда пришла?! - Она истерически взвизгнула: - Не дам! Давно не хожу к его старикам. А вот теперь пойду, все скажу и зачем ты там с Андреем на одной работе, зачем сюда ходишь. Вера упала на диван и забилась в истерике. Ксения стояла, выпрямившись, прижав к груди стиснутые кулаки. Губы ее дрожали, и казалось, сама она вот-вот разрыдается. Но вбежала няня, и Ксения с презрением сказала: - Ничего ей не нужно. Отойдет. Андрею Алексеевичу не говори. - Обернулась к Вере: - Запомни, это я тебе говорю как врач: каждый твой уход неизвестно куда, каждая дурацкая сцена, твои нежности после истерик могут стоить ему жизни. Ксения быстро вышла и взялась уже за ручку выходной двери, когда за спиной у нее раздалось жалобное: - Ксюш! Постояв минуту в нерешительности, Ксения вернулась. - Ну? - Ксюшик, уж ты-то должна понимать какая у меня жизнь?! Днем ли, ночью, где бы я ни была: одна ли, с Андреем, даже на людях - о чем ином могу я думать, как только: "А вдруг!"? Господи, ты-то понимаешь... Ксения свела брови и отвернулась. С закрытыми глазами, едва слышно прошептала. - Понимаю. И прижала к себе голову плачущей сестры. - Ты же помнишь, как я полюбила свое дело, - торопливо бормотала Вера. Геология, геология! Ни о чем другом не хотела говорить, думать... Ведь то, чем ты меня попрекала, - все эти тряпки, портнихи, вся чепуха - это пришло потому, что, бросив работу, я должна была чем-то заткнуть черную дыру, которая так страшно глядит на меня: куда ни кинь, всюду оно. "А вдруг?!" - Не надо, будет... - прошептала Ксения. - Если бы я могла вот так себе сказать - будет! Села бы в самолет и с моим народом в тайгу, в сопки, в экспедицию... Но как же мне?.. Разве я могу его оставить? Хоть на день?.. А вдруг?!.. Ксюша, ты же сама говорила мне: быть женою летчика куда тяжелее, чем летчиком... Ведь это ты мне как-то сказала, когда я шла за Андрея: "Приглядись к женам летчиков, к тем, кто настоящие люди: почему у них не такие глаза, как у других женщин? Откуда этот беспокойный блеск? Кто бы они ни были: домашние хозяйки, матери своих детей, художницы, инженеры, врачи - если настоящие, - все не такие, как другие женщины. Куда ее денешь, эту мысль: "А вдруг?!" Ксюшенька, родненькая... Шесть лет с Андреем. Две тысячи ночей, и каждая вторая без сна, с мыслью: "А вдруг?!" Тысяча бессонных ночей. Кто это может? До геологии тут? - Ладно уж, - как могла сурово выговорила Ксения. Ей самой хотелось заплакать от всего, что накатилось из прошлого - такого чудно-сияющего и такого страшного, когда она тоже жила с мыслью. "А вдруг?!" Что ж, может быть, поэтому и она тогда, как теперь Вера, не знала удержу в ласках, торопилась дать их Ивану? Какие режимы, какие соображения разума существовали тогда для нее? И вот... Страшно подумать может быть, поэтому... Нет, нет! Не из-за нее! Любовь не может убивать... Не может! И, больно прикусив губу, сурово сказала: - И все-таки ты, Верок, должна взять себя в руки. Подумай о нем. - И, не веря сама тому, что говорит: - Может, тебе бы все же уехать в экспедицию, а? Вера закинула голову, оттолкнула сестру и, глядя блестящими от слез и гнева глазами, через силу выдавила из себя: - Ты... Ты... - Да, конечно, чепуха! - проговорила Ксения и, виновато опустив голову, торопливо вышла.