Николай Шпанов - Ураган

* * * На земле каждый по-своему переживал происходящее. Для Ивашина Андрей был не просто любимым учеником и офицером. Нечто большее, чем свои знания, свой опыт и свою любовь, вложил генерал в этого человека. Чувство, что в Андрее должны жить, остаться после него, Ивашина, его собственные взгляды на жизнь, на работу, на службу, не покидало Ивашина. Пожалуй, никогда отчетливо не определяя этого слова - ни вслух, ни мысленно, но всякий раз, видя Андрея или думая о нем, генерал переживал нечто похожее на раздвоение самого себя: словно на свете жил, двигался, думал второй он, второй Ивашин. И сейчас вот Ивашин был уже не здесь, не на земле. Он был на высоте десятков километров, держал в руках управление "МАКом". Доклад офицера: - Товарищ генерал, "Вега"... задание выполнила. Короткая, совсем короткая пауза. Ивашин спросил: - Просит посадку? - Никак нет... Ивашин молча посмотрел в матовую пустоту экрана и, не оборачиваясь, вышел. Когда ему доложили, что третий "пе-икс", появившийся следом за двумя первыми, сбитыми Андреем, уничтожен залпом ракетчиков, Ивашин несколько мгновений молча глядел на докладывающего офицера, потом коротко кивнул и только сказал: - Ага. Словно и это само собою разумелось, как то, что произошло с теми двумя.

Глава 20

1

Обязательства, принятые сельскохозяйственной артелью "Маяк революции", еще не были выполнены, а времени на уборку оставалось в обрез. Колхоз был самым старым в крае и очень гордился своей "родословной". Ко времени, когда в высоком и ярком осеннем небе раздался мощный взрыв, трактористы и комбайнеры были в поле - шел первый завтрак. Под взрывною волной закланялись неоглядные просторы посевов пшеницы и зашуршала своим жестким оперением кукуруза. Мужчины переглянулись с удивлением, женщины с беспокойством. Но прошла минута, другая, третья. Прошло десять минут. Больше ничего не было ни слышно, ни видно. Покончив с завтраком, колхозники снова принялись за работу. Вероятно, они и забыли бы об утреннем взрыве, если бы по приезде в село Большие Синицы не обнаружили перед клубом необычного оживления: толпа людей; скопление машин, среди которых выделялся крест "санитарки". Толком никто ничего не знал. Рассказывали, будто где-то по соседству с неба свалился человек, и его привезли в клуб. Одни толковали, что человек умер, другие утверждали жив. Прогудели над толпой и сели неподалеку два вертолета. Несколько генералов прошли в клуб. Люди ждали. Они хотели знать, кто: иностранец и тогда уж, конечно, шпион или советский человек - этот единственный уцелевший после взрыва. Наконец на высокое крыльцо клуба вышел секретарь Светловидовского райкома. - Товарищи! - Секретарь опустил голову и посмотрел себе под ноги, как делают подчас, когда приходится сообщать то, о чем не хочется говорить. Над толпой пробежал шорох общего вздоха. Скороговоркой повторив "товарищи...", секретарь сказал: - Я должен передать вам невеселую весть... Но тут же мощный голос перебил его. Кто-то включил радио: "...тогда мы говорили давайте сделаем все, чтобы сохранить мир. Теперь мы говорим сделаем все, чтобы его спасти. Мир на краю пропасти, авантюристы толкают его в пропасть войны. И все же мы, советские люди, со своей стороны скомандовали "отбой". Даже в этот решающий миг мы еще говорим "отбой" силам, способным в несколько минут уничтожить половину всего, что живет, дышит. Мы говорим людям всего света "Мы за мир, мы против войны...". Решайте, люди мир или война? Удержите занесенную руку агрессора. Решайте! На это история дала вам минуты..."

2

Адъютант положил перед Алексеем Александровичем сводку. Командование округа сообщало, что никаких документов, свидетельствующих о личности летчика, опустившегося в капсуле близ села Большие Синицы, не обнаружено, так как все легко возгорающееся превратилось в пепел. Врачам удалось ненадолго привести летчика в сознание. При этом застенографированы его слова: "Ничего не понимаю... Я включил КЧК, и "Кобра" взорвалась... Ничего не понимаю..." И летчик снова потерял сознание. Уже в бреду он произнес: "Верю... был хорошим моряком". Медики считают его положение безнадежным. Если в этом не могли разобраться на месте, то Черных-то хорошо знал, это Андрей. Отброшенный генералом листок сводки скользнул по лакированной доске стола. Адъютант подхватил его, в нерешительности потоптался и на цыпочках вышел из кабинета.

3

Ксения терпеливо стояла у двери, ожидая, пока комдив закончит телефонный разговор. Чем больше она смотрела на жесткие черты его лица, на плотно сжатые губы, на его, даже сейчас, тщательно расчесанный пробор, тем страшнее ей становилось. Все машины, кроме Андреевой, вернулись. Но так как каждая летала по собственному маршруту, то никто из вернувшихся ничего не мог сказать об Андрее. - Вы постоянно наблюдали полковника Черных? В этом вопросе комдива не было ничего особенного, и все же он заставил Ксению вздрогнуть. Противный холодок пробежал по спине, пошел в ноги и на какой то миг сделал их пустыми. - Я ничего не понимаю в этих ваших делах. Там, на месте аварии, врачи считают положение Черных безнадежным. Не может ли быть, чтобы они ошибались? - Что там случилось? - не узнавая своего голоса, спросила Ксения. - Я лечу туда, чтобы разобраться. - Да, да, - быстро проговорила Ксения. - Сейчас распоряжусь, что нужно взять. На месте не может быть того, что есть у нас. Вы совсем не знаете, какого рода авария? Он отрицательно мотнул головой. - Катапультирование прошло, по-видимому, нормально, потому что, говорят, капсула цела. Но произошел сильный взрыв. - Горючее? - Может быть. - Когда мы летим? - Сейчас. - Это вышло у него не вполне уверенно, потому что он хотел сказать Ксении, что вовсе не собирается брать ее с собой; он летит один на спарке - кроме него и летчика, там никому места нет. Но Ксения держалась так, что он тут же передумал: никакого летчика не нужно - самолет поведет он сам. Может быть, действительно тамошние врачи плохо понимают, что летчик-гиперзвуковик вовсе не такой человек, как другие: вышибить из него дух не так-то просто. Переодеваясь, Ксения велела медицинской сестре вызвать к телефону Веру. Но Верин номер не ответил. Ксения набросала несколько слов и отдала записку шоферу. Сержант тут же спрятал в фуражку заклеенный пластырем рецептурный бланк с запиской Ксении.

4

Сразу после ухода Андрея Вера сбросила трубку с телефона и заснула. Проснувшись, долго лежала в постели с закинутыми за голову руками. Потом ей захотелось кофе. Она не выносила хозяйства вообще, а варку кофе просто ненавидела - кофе, словно нарочно, закипал именно тогда, когда Вера, забыв о нем, отправлялась в ванную комнату или усаживалась перед зеркалом. Если бы не привычка начинать утро с кофе, она и сегодня ни за что не подошла бы к плите. Вере казалось, что она обижена Андреем: ведь вчера она сама пришла к нему, чтобы помириться. Не как-нибудь, на полчаса, а совершенно по-настоящему: забыть все, что было между ними неладного в последнее время, сказать, как она его любит, больше всех на свете. Не ее вина, что жизнь складывалась как-то по-дурацки. Скорее уж виноват в этом Андрей с его несносным характером службиста, с нескрываемым предпочтением всего, что ждет его за стенами квартиры, что он делает на аэродроме, в штабе, в своих институтах. Он предпочитал службу покою жены, ее благополучию, ее любви. Вера долго пила кофе, еще дольше одевалась. Рассматривая себя в зеркало, Вера думала, что нет никакой надобности сидеть одной в захолустном Заозерске, и перебирала возможности московской жизни. Машинально проверила по крошечным часикам, как много времени прошло с ухода Андрея, и улыбнулась: "А все-таки Андрейка - это ее Андрейка". И ни в чем, решительно ни в чем он не виноват - это она, и только она сама, виновата в том, что жизнь их никак не наладится. Дело вовсе не в том, что она отбилась от дела, бросила геологию, как уверяет Ксения. Вон ведь и другие жены летчиков не все служат. Большинство сидит дома, ведет хозяйство, возится с ребятишками... Боевые подруги?! Вероятно, и впрямь при профессии Андрея мужчина не может без боевой подруги. Не может. А она, стала ли она такой верной подругой Андрейке - настоящей боевой подругой? И... может ли стать? А ведь нужно, должна она... Боже, как хочется, чтобы Андрей сейчас подошел сзади, именно сейчас, когда она сидит у зеркала. Она увидит его всего с головы до ног, пока он будет идти до двери, - сильного, стройного, спокойного и пусть даже немного хмурого. Ведь стоит ему коснуться ее шеи, нагнуться к ее затылку, лицо его сразу меняется. Она увидит его потеплевшие глаза, почувствует на плечах сильные руки, теплое дыхание, прикосновение горячих, крепких, чуть шершавых губ Андрея. Вере станет щекотно, она съежится и через голову закинет руки Андрею за шею, закроет глаза... Вера в самом деле закрыла глаза, словно думала, что, открыв их, увидит Андрея. Но широко открытые глаза смотрели в зеркало, а там отражалась только дверь, в которую ушел Андрей. Видеть Андрея! Вера позвонила в штаб. Обычно любезный и разговорчивый, начальник штаба был на этот раз сух до невежливости. - Но сегодня он вернется? - Не знаю. Что-то похожее на беспокойство шевельнулось в душе Веры. Подумав, позвонила комдиву. Прежде чем ответить, что генерала нет в штабе, адъютант подозрительно замешкался и, вероятно повторяя ее вопрос, вопросительно посмотрел на самого комкора. Ксения! Вот кто может сказать, что происходит. Но сестры тоже не оказалось на месте. Тогда Вера принялась звонить всем, чьи телефоны приходили на память. Никого из офицеров эскадрильи не было дома. Их жены тоже ничего не знали. Она позвонила в Москву. В секретариате Черных не нашлось никого из знакомых офицеров. Вера вызвала квартиру Алексея Александровича, и Анна Андреевна предложила ей приехать в Москву. В приветливости свекрови почудилось что-то подозрительное. А за два часа, понадобившихся, чтобы попасть в Москву, воображение Веры разыгралось так, что, едва переступив порог квартиры Черных, она разразилась нервным рыданием. - Прошу вас, сейчас же, скорей найдите Алексея Александровича, - сквозь рыдания требовала она, - пусть узнает, что с Андреем. - Что может быть с Андреем? - зараженная волнением Веры, неуверенно проговорила Анна Андреевна. Вера сжала холодную руку свекрови. - Найдите же, найдите Алексея Александровича! Усилия Анны Андреевны узнать, где Черных, ничего не дали. Это было совсем тревожно: ей могли не сказать, где генерал, но всегда говорили, что как только он появится, то позвонит ей. А на этот раз: "Не знаем", только "Не знаем". Женщины переглянулись. - Что-то случилось, - в смятении твердила Вера. - Боже мой! Что-то случилось... Еще никогда Вера так не желала, чтобы судьба Андрея стала ее судьбой, а ее жизнь стала бы жизнью Андрея. Если бы сейчас Андрей велел ей... велел... Она исполнила бы все, что бы он ни велел. Всё!.. Вера вернулась в Заозерск, ничего не узнав. Она еще никогда не спешила туда так, как нынче; никогда таким близким и своим не казался этот розовый городок. Она стояла перед дверью, не в силах ее отворить. Ключ почему-то долго не поворачивался. Потом Вера искала выключатель не на той стене; зажгла свет, хотя было совсем светло. Вошла в спальню и тоже зажгла свет. Постояла над смятой постелью Андрея. Провела рукой по его подушке. Притронулась к книгам на столике у изголовья. В некоторых были закладки аккуратно нарезанные полоски бумаги. Сейчас это не вызвало в ней обычного раздражения. Напротив, она осторожно взяла верхнюю книжку и развернула там, где торчала синяя закладочка: Черную и прочную разлуку Я несу с тобою наравне. Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку, Обещай опять прийти ко мне. Вера не любила стихов. Ее всегда удивляло, как Андрей мог часами спорить о поэзии. Вера не упускала случая подтрунить над этой склонностью мужа. Но на этот раз в строках, всегда для нее безразличных, ей почудился голос самого Андрея, которого она, кажется, совсем не знала таким. Она опустила руку с книгой. Потом снова подняла ее к глазам: Мне с тобою, как горе с горою, Мне с тобой на свете встречи нет. Но весенней лунною порою Через звезды мне пришли привет... "О ком это?.. Не обо мне - ведь я всегда была с ним". Зазвонил телефон. Машинально сунула книжку в карман пальто и бросилась к аппарату так поспешно, что опрокинула что-то на туалете, что-то покатилось, разбилось. С сияющими радостью и надеждой глазами схватила телефонную трубку. Услышала голос Анны Андреевны: - Девочка... прошу тебя... - Мама... мамочка!.. Трубка молчала. Вера постучала по рычажку и начала набирать номер, но бросила трубку. С непокрытой головой выбежала на улицу. Не попадая ключом, торопилась завести мотор. Сразу включила вторую скорость.